Эпштейн М. Педагогика раскопов и отвалов
Аннотация: Вряд ли археологический кружок Ленинградского дворца пионеров 70-90-х годов ХХ века, кто-то специально выстраивал по законам "подростково-педагогического" жанра. Но что удивительно - эти законы при зрелом размышлении там легко прочитываются. Недаром многочисленные воспитанники кружка до сих пор вспоминают былое, гордятся, пишут про это книги и статьи...
Несколько слов после прочтения книги "Археология и не только" об истории
Сибирской археологической экспедиции Ленинградского Дворца пионеров, возникшей в
1970 году в форме обычного кружка.
Эта книга, с одной стороны, вполне обычна, с другой стороны, уникальна.
Обычна - поскольку так, наверное, могли бы выглядеть книжки, собравшие в себя
воспоминания о школьных и юношеских годах, проведенных в любом более-менее
деятельном детском коллективе.
Я - не слишком объективный читатель этой книги. Поскольку очень многие люди и
события, в ней описанные, для меня слишком близки. Я также отношу себя к
воспитанникам Сибирской археологической экспедиции (САЭ), хотя как раз
принадлежу уже к тому поколению, про которое в книге написано не так много,
поскольку формально археологический компас нашего кружка в годы, когда я в нем
жил, повернулся в сторону Северо-Запада, а не Сибири. При этом, мы были, как мне
кажется, вполне достойными наследниками традиций и духа САЭ. Как впрочем, и
многие последующие поколения кружковцев-археологов, воспитывавшихся во Дворце
пионеров.
И здесь я подхожу к уникальности этой книги. В ней за частными
воспоминаниями, анекдотами, событиями 30-20 летней давности проступает история
уникального педагогического коллектива. Коллектива, в течение тридцати лет
развивавшегося, коллектива с богатыми традициями, со своими ценностями, как
всегда бывает, не очень четко, может быть, сформулированными для других, но
очень конкретно понимаемыми его участниками. Археологический кружок Дворца
пионеров - уникальное явление в педагогическом мире Санкт-Петербурга. И именно
педагогически, на мой взгляд, недооцененное.
Попробую хоть как-то восполнить этот пробел и выскажу свое мнение о
педагогических составляющих успеха этого сообщества.
Сделать это попытаюсь в жанре воспоминаний, размышлений о прошлом, в попытке
понять "как же мы так здорово жили".
Лично для меня археологический кружок значит очень много. В частности, в нем
(наряду с еще несколькими сообществами, в которых я жил до и после кружка)
сложились мои сегодняшние ценностные ориентиры.
Несколько лет, проведенных мною в археологическом кружке, дали друзей, с
которыми прожито немало. И которые остаются (несмотря на то, что я, мягко
говоря, сейчас не так уж часто с ними вижусь) одними из самых ценностно близких
для меня людей.
Кружок дал мне взрослых, старших друзей, которым не стыдно было подражать в
отрочестве, с которыми было очень интересно общаться в юности.
Общение в кружке с друзьями-ровесниками и старшими друзьями позволило войти мне
в мир культуры, большой культуры, часто в те годы полуподпольной,
полузапрещенной.
Сейчас задумываюсь, - что же такого происходило в те годы в двух комнатах
Дворца пионеров, что так серьезно повлияло на мою дальнейшую жизнь? Казалось бы,
ничего особенного - ну собралось два десятка подростков, вроде бы
заинтересованных археологией. Ну, пробовала вбить в их головы какие-то азы
археологии их руководитель - только что окончившая школу Тамара Александровна
Жеглова. Ну, приходили к ним в гости несколько бывших выпускников этого кружка -
друзья руководительницы кружка - чего-то рассказывали, ездили вместе в
экспедиции и разведки, пели песни, читали стихи: И все.
Ан нет. Не все так просто. С "высоты" сегодняшних моих педагогических знаний
могу с уверенностью сказать - в археологическом кружке создалось уникальное
детско-взрослое сообщество, выстроенное по всем педагогическим законам - и, в
этом смысле, максимально приспособленное для развития подростков, какими мы
тогда были. Теперь-то я понимаю, что жизнь наша в кружке была организована по
всем канонам существования настоящих разновозрастных коллективов, примеров
которых не так много на педагогической карте Петербурга (тогда Ленинграда).
Я не знаю, как уж все это получилось. Задумывал ли кто-нибудь такую организацию
жизни специально или жили, как могли, а поскольку такие люди были, что
по-другому жить не могли, то и получилось то, что получилось. Быть может,
основатель кружка Алексей Владимирович Виноградов (Шеф) что-то заранее и
планировал, организуя кружок, - не могу утверждать - с Шефом, к сожалению, я
общался очень мало. Из книги становится понятным, что Шеф был выпускником Глеба
Самойловича Усыскина, известного ленинградского педагога, и в этом смысле,
наверняка, Шеф принес и в свой кружок какие-то традиции того коллектива, где он
воспитывался в школьные годы. Уж точно, вряд ли Т.А. Жеглова, руководитель
кружка во время моего поколения кружковцев, - тогда еще юная выпускница школы,
студентка ЛГУ, - могла выстроить специальным образом столь педагогически
грамотную организацию жизни. Скорее все делалось от внутренней молодой энергии и
понимания того, как интересней жить; от традиций коллектива и от собственной
интуиции педагогов, от возможностей друзей и воспитанников. Но получилось,
ребята, - гениально!
Как это получилось? - снова задаю я этот педагогический вопрос. При чем
получилось так, что в итоге, все, что происходило - было очень грамотно с точки
зрения педагогики подросткового возраста?
Во-первых, было конкретное дело, ради которого собираются вместе ребята и
взрослые, дело сложное и нужное другим людям, дело которым профессионально
занимаются увлеченные им взрослые - это археология. Мы ездили в экспедиции, где
наравне (более-менее) со взрослыми участвовали в раскопках. И вместе с ними
совершали настоящие открытия. И это была не игра, а вполне реальное дело.
Во-вторых, клубная атмосфера. Наша жизнь в кружке не ограничивалась только теми
часами, что были положены по расписанию. Мы встречались чаще и задерживались
дольше и общались не только на определенные программой археологические темы, и
эта атмосфера поддерживалась руководителем кружка. Часто, как мы отчасти это
чувствовали, все это происходило во многом вопреки общим установкам "дворцовского
начальства".
В-третьих, разновозрастная структура детско-взрослого коллектива. Для нас было
очень важно, что многие выпускники прошлых лет окончательно не разрывали с
кружком, активно участвовали во многих наших делах, в кружок постоянно приходили
какие-то новые и очень интересные взрослые. Часто это были не такие уж и
взрослые, а, например, студенты университета. Но для нас это были все равно
старшие, более опытные и очень интересные люди. Тем самым, с одной стороны, мы
чувствовали себя частью большого сообщества, с едиными для нас ценностями. С
другой стороны, получали возможность разнообразного и очень интересного,
обогащающего нас общения. Позже и мы стали для кого-то "старичками" и уже мы
передавали "традиции" кружка.
В-четвертых, поощрение самостоятельности и собственной активности.
Походно-разведочная и экспедиционная жизнь, конечно же, требовала от нас
определенной доли самостоятельности и самоорганизации. Иначе многие задачи бы не
удалось реализовать. И мы распределяли между собой обязанности перед поездками,
и в меру наших сил пытались с ними справляться. При этом взрослые поддерживали
нас, доверяя порой очень ответственные дела, что могло отчасти быть и на грани
риска.
В-пятых, преодоление трудностей, доля подросткового авантюризма и риска.
Да, определенный риск в нашей жизни, прежде всего, конечно, походной, бывал. И
хорошо, что мы удовлетворяли естественное желание испытать судьбу в этой
компании, вместе с проверенными и опытными друзьями и старшими, а не в
каких-либо других ситуациях.
Также в кружке мы получили возможность почувствовать вкус риска и в другой
ситуации - в культурной. В кружке многие из нас впервые прочитали стихи
Гумилева, Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, услышали многие песни в те годы,
скажем так, не очень разрешенные, не слишком распространяемые официальными
властями. Мы прикоснулись отчасти к контркультуре, противопоставлявшей себя
официальной. Ощущение некой альтернативности, неразрешенности, подпольности,
отличия нас от многих других - важные чувства в процессе становления подростков.
И в-шестых, игра и самостоятельное творчество.
В кружке поощрялись всевозможные самостоятельные инициативы в культурной,
творческой области. И игра в отряд "Шервуд" с собственным знаменем и прочими
атрибутами, и постановка собственных спектаклей, и выпуск экспедиционных газет -
явления, вероятно, одного ряда, которые возникали среди кружковцев и
поддерживались как самими ребятами, так и взрослыми.
Так усилиями многих замечательных людей был создан уникальный коллектив, лично в
моей жизни, повторюсь, сыгравший очень важную роль. Я уверен, что и не только в
моей жизни, а и в жизни очень многих других людей, прошедших через
археологический кружок Дворца пионеров.
За эти счастливые годы и, во многом, за всю мою дальнейшую жизнь огромное
спасибо людям, существеннейшим образом повлиявшим на меня: старшим товарищам
Тамаре Жегловой, Сергею Васильеву, многим-многим другим героям этой книги, часто
для меня почти мифически присутствовавшим в моей жизни тех лет;
друзьям-кружковцам 1980-х годов - Олегу Богуславскому, Саше Заинчковскому, Дине
Ивановой, Мише Кагану, Сереже Кузьмину, Сереже Мишуро, Илье Никитину, Мише
Ольдерогге, Максиму Ольшевскому, Володе Петрову, Лене Попову, Кате Рубиной, Кате
Шершеневской и многим-многим другим, упомянутым и неупомянутым в этой
замечательной книге.