Домбровский А. Есть ли у вас фартук с шестью карманами?
p>Отчего у меня
возникла идея писать о различных ремеслах? Меня всегда увлекал процесс
изготовления чего–либо. Я любил смотреть всяческие издания, инструкции. Но
когда я брал в руки ту или иную книгу, то всегда сталкивался с проблемой – она
написана профессионалом, который забыл о том, как сам начинал.
Я помню одно
руководство, где говорилось, что для начала работы среди прочих материалов
необходимо иметь фартук с шестью карманами. На этой фразе я и закончил читать
книгу, решив, что фартука у меня нет, а буду ли я заниматься этим делом,
понравиться ли мне оно, еще не известно. Чтение – это тоже работа. Читатель и
текст не существуют отдельно друг от друга. В качестве аналогии можно привести
абстрактную живопись. Во многом направленность ее в том, что зритель просто
обязан создать картину своими глазами, прочитать ее, без этого картины просто
не существует.
Мне хотелось
найти ходы, которые бы помогали взрослым увлечься ремеслом, предложить
посмотреть на те вещи, которые мы делаем с разных сторон. Увидеть их
многосторонность, их потенциал, увидеть, как мы с ними действительно работаем,
в том смысле, что, работая с ними, мы работаем сами с собой.
Ты не можешь обманывать глину
Для меня
занятия ремеслами в большей степени – это попытка понять самого себя с помощью
ремесла. Ведь самому с собой очень легко запутаться или самообмануться.
А с материалами… Я помню замечательную фразу, которую сказала одна датчанка, у
которой я учился: «Ты можешь обманывать меня, своего соседа, но ты не можешь
обманывать глину». Для меня это очень принципиальное соображение. Предметы, с
которыми работаешь, гораздо прямее, что ли, реагируют на тебя. Рядом с ними ты
не можешь притворяться - я такой хороший - или надувать щеки.
Когда я был в
Дании, в одной из школ для взрослых мне представилась возможность полепить на
гончарном круге. Я пришел в кабинет, преподаватель дал мне кусок глины и
посадил за гончарный круг. Я работал, не вставая часа два, пытался сделать
чашку. В итоге у меня действительно получилось что-то отдаленно ее
напоминающее.
На следующий
день я обнаружил, что у меня болят руки и плечи. Я пытался вспомнить, что
собственно такого делал и понял, что причина была в этих двух часах. С одной
стороны, лепка была мне непривычна, а с другой, мне лишь казалось, что я
работал одними пальцами. На самом деле работало все тело, и все его напряжение
концентрировалось на кончиках пальцев. Когда работаешь с глиной – одно
неправильное движение – и можно свое изделие сбивать в бесформенную кучу,
перемешивать, ждать, когда глина придет в нормальное состояние и только потом
начинать все с начала. Если во время работы я думаю о себе, о том какой я, то я
не в состоянии буду сделать вещь. Скажем, та чашка, над которой я работаю, не
будет притворяться и прикидываться, что я «крутой».
Нельзя
обманывать – это применимо и к любому другому предмету, если ты с ним
действительно работаешь, а не делаешь вид. И может быть, именно благодаря этому
свойству ремесло и становиться способом понимания самого себя, потому что ты
имеешь дело с тем, что тебе не подыгрывает, не притворяется, а дает тебе прямой
и ясный ответ – ты способен работать, способен сосредоточиться или тебе лучше
отойти, заняться чем-то другим.
В то же время
это одна из причин, по которой педагоги часто избегают такого рода занятий.
Потому что в ситуациях «чистых» занятий можно обманывать себя. Делать это можно
достаточно долго, но, все равно, наступит какой то момент, когда перед
человеком встанет проблема: а чем я занимаюсь в этой жизни, зачем мне это надо.
Бесполезно сердиться на пластилин
Слова «ремесло
учит» вызывают у меня недоумение. Ремесло не учит. Оно скорее создает
возможности для развития. Что я имею в виду? Ремесло - это способ действия, это
способ отношения к миру и, в некотором смысле, оно отбирает людей. Если человек
привык ко всему относиться легко, то ремесло этого не примет.
В то же время
любое ремесло дает человеку некоторые умения. Я бы выделил два основных – с
одной стороны, это способность действовать гибко (умение трансформировать), а с
другой - понимание возможных ограничений. Возьмем, например, пластилин. Из него
можно вытянуть змейку, скатать шарик, вылепить любую другую форму. И в наиболее
общем виде работа с пластилином – это способность к трансформации.
Но в то же
время в работе с любыми материалами всегда присутствуют ограничения. И если о
них не знать заранее, то надо предвидеть, что они есть. Наверное, из пластилина
сложно делать объемные ажурные конструкции. И если мы хотим сделать мост из
пластилина, значит, у нас должен быть или очень короткий толстый мост или мы
должны выбрать другой материал. Ведь тонкие колбаски из пластилина не обладают
большой прочностью, и выполненный из них мост будет провисать.
Понимание
ограничения объективно очень важно. Можно сердиться на родителей. Можно
сердиться на воспитателей, можно пытаться сердиться на пластилин, но от этого
он (пластилин) не станет более жестким. И это обстоятельство надо принять и
понимать, что делать с этим. Надо научиться с этим жить. Часто эти «детские»
проблемы присущи и взрослым. Мы сталкиваемся с какой то ситуацией, она нас не
удовлетворяет, мы ее не принимаем и начинаем злиться. Но злоба – это абсолютно
бессмысленная трата наших сил. Ситуация требует от нас остановиться и понять
чего мы действительно хотим, что для нас важно и, исходя из этого, пытаться
трансформировать наши первоначальные намерения.
По поводу того, что хочется передать детям через
занятия ремеслом?
Мне кажется,
что занятия со свечами, рисование, экспериментирование с бумагой и т.п. более
свойственны детям, более естественны для них, чем традиционные школьные
предметы. Поэтому, осваивая их, детям легче
учиться.
Когда
изучаешь, скажем, иностранный язык, то весь как бы оказываешься в нем, и порой
совершенно не понятно, что с тобой происходит, сложно отслеживать свое
развитие. В ремесле это естественнее и проще, что дает потенциал для
внутреннего становления.
На самом деле,
абсолютно не важно - сидишь ли ты за гончарным кругом или за компьютером,
слушаешь кого–то или сам проводишь совещание, в любом случае тебе необходимо
умение сконцентрироваться, сосредоточиться. У тебя может быть двадцать
компьютеров, ты можешь сидеть в очень дорогом костюме, но если нет этого
базового умения, то все остальное способно придать только лоск и глянец, но
мало влияет на положение дел, на то, что на самом деле происходит.
И вот этому
умению сконцентрироваться, сосредоточиться, наверное, правильно учиться во всех
жизненных ситуациях.
После того как
я впервые самостоятельно вылепил чашку, на протяжении нескольких дней с
удивлением смотрел на все чашки, блюдца и тарелки, которые меня окружали.
«Возможно ли такое вылепить руками?», - каждый раз спрашивал я себя. Всякий
предмет в определенном смысле сформировался многими поколениями людей.
Причастность к ремеслу рождает уважение к простым вещам, которые нас окружают,
почтение к людям, которые это делали или делают. Со временем приходит и
понимание того, что когда я работаю с каким то предметом, то тоже становлюсь участником
этого процесса «делания поколениями».
Если мы хотим,
чтобы нас уважали, то сначала хорошо научиться уважать кого-то другого.
Горькая таблетка, которая пойдет на пользу
Для того,
чтобы увлечь детей, надо увлечься самому. Это очевидная истина. Но тут и у
взрослого человека вообще и у воспитателя в частности одна проблема – КАК
УВЛЕЧЬСЯ? Во-первых, с возрастом мы забываем, как это делается. А во-вторых, в
какой то момент жизни становиться неприличным увлекаться, нужно быть спокойным.
Учитель и
ученик - еще неизвестно кому из них сложнее. Ученик ничего не умеет, а учитель
владеет и знаниями, и умениями. И тут часто возникает ситуация, когда ученик
что-то делает, мучается, тыкается, к нему подходит учитель: раз, два, три - и
все готово, учитель выполняет за ученика его задание. Все выглядит блестяще и
замечательно, только при этом ученик ничему не научился, он не в состоянии
повторить тот образцовый вариант действия, который показал ему учитель. Учителю
важно не только увлечь, зажечь, заинтересовать, но на определенном этапе
отстраниться от происходящего, смотреть и спокойно ждать. (Я сказал спокойно,
но понятно, что это только внешнее спокойствие, внутри всегда переживаешь за
ученика: что у него происходит, куда это все приведет.) И спокойно наблюдать за
тем, как ученик пытается найти свой выход, при этом стараться отвлечься от
своего собственного способа делать вещи и, может быть, увидеть, что в том, как
это делает ребенок, есть свои преимущества, свои возможности. Это единственный
способ взаимодействия, при котором ученик может развиваться.
Уметь
отстраниться действительно очень тяжелая задача. Если ты увлечен, охвачен
работой, у тебя в голове уже возник какой то результат, когда видишь, что у
ученика получается совсем не то, что ты ожидал, напряжение учителя начинает
нарастать. И один из способов снятия проблемы заключается в том, чтобы учитель
смог увидеть вариант, предложенный учеником, раскачать его.
Еще один
важный аспект - проблема, связанная с родителями. Родители требуют, чтобы
образовательное учреждение давало ребенку то, что они хотят видеть как светлое
будущее своего чада. Как мне представляется это очень сложная ситуация, в
которой кроется множество потенциальных конфликтов. И нет другого способа
действия, кроме как работать с родителями. И это надо принять как горькую
таблетку, которая пойдет на пользу или как аксиому. Если ты хочешь работать с
детьми, значит, ты должен работать с родителями.
По существу
родителей надо учить тому же что и детей, заниматься с ними тем же самым. Даже
скорее не учить их, а учиться самому вместе с ними.
Рост или разрушение
Когда ты
делаешь какую то работу по существу, она всегда дает множество результатов.
Например, ты красишь стену. Наиболее очевидный результат этой работы то, что
остается на стене.
Перед покраской стену нужно обработать и это такая
прагматическая красота, которая, по сути, красотой не воспринимается, но
является основой для всего последующего. Дальше идет работа из области эстетики
– как мы покрасили, какой рисунок выбрали, как сработала наша фантазия. Но на
самом деле покрашенная стена это только часть того результата, который мы
получаем. Главное – это то, что мы получаем в самих себе. Однажды я столкнулся
с такой фразой: «Делая какую-либо вещь, мы либо вместе с ней растем, либо мы вместе
с ней разрушаемся». Главный результат – это тот рост или то разрушение, которое
происходит в нас. Делая эту стену, мы либо делаем сами себя и стену
одновременно либо не делаем ни того, ни другого.
То, что мы делаем, остается после
нас. И даже если через какое то время оно исчезнет, то были глаза, которые это
видели как некоторое впечатление и понимание того, что можно сделать и так, что есть и такой способ видения этого мира.
Но то, как мы построили и пережили себя в этом процессе нельзя купить в магазине,
взять на время, украсть. Можно только самому сделать с самим собой.
Результат мы
чувствуем на уровне удовлетворенности тем, что мы делаем, тем как мы живем.
А получается
или не получается, создаем или разрушаем – это разные вещи. Дело в том, что
всегда, когда мы что-то делаем, у нас есть момент, когда что-то не получается.
И эти моменты являются самыми главными, потому что на них мы учимся. То, что у
нас получается и так, попросту ничему не учит, а проходит как некоторая
данность. Я бы предположил, что ценность этих ситуаций в том, что мы пытаемся
найти способ перехода от того момента, где получается, туда, где все то же
самое, только почему-то не получается.
По поводу оценок
Это очень
тяжелый момент. Он возникает в детском саду, а потом в школе начинает очень
пышно расцветать. Здесь очень простая ситуация. Возможны лишь оценка и
самооценка. И они заполняют одно и тоже пространство. Чем больше оценки, тем
меньше самооценки. Чем больше места для самооценки, тем меньшее место остается
для внешнего оценивания. У нас в школе 99,9% - это оценка. А значит, сам я за
свои действия никакой ответственности не несу. Сказали 5 – значит 5, сказали 2
– очень печально для них, но это 2. Но я сам не могу сказать - хорошо ли я это
сделал, или плохо. Дальше это переноситься везде. Я покупаю компактдиск
и говорю продавцу: «Посмотрите, что вы мне продаете, может быть, вы проверите
сразу». Продавец говорит: «Вы покупаете – вы и смотрите». Я говорю: «Но ведь вы
продаете». – «Да, но мне все равно - брак это или нет». Т.е. человек полностью
абстрагируется от самооценки, у него есть лишь оценка в денежном выражении. И в
результате никто ни за что не хочет отвечать. И за этим стоят ответственность,
которую мы принимаем на себя, умение оценивать свою работу, в том
прагматическом смысле, когда надо договориться о том, сколько это будет стоить.
А где меня этому учили? Нигде. Мне всегда говорили - ты сделал это на 5, или на
3. Но это про оценки и самооценки. Мне кажется, что это один сосуд, куда можно
налить либо одно, либо другое.
Самооценка – это вопрос того, с чем сравнивать, как
сравнивать. И в этом смысле, скажем, Петербург - сложный город. Это город
императорский, который был построен как столица, в котором был один очень
определенный курс – производить впечатление. Ребенок, который здесь рождается,
он рождается в ситуации, когда он очень легко может быть задавлен тем, что
находиться вокруг него. Ты ходишь по этому городу и видишь – Исаакиевский
собор, его построил Монферан. Ты в своей жизни
никогда ничего подобного не сделаешь. Эрмитаж. Там можно подходить к каждой
картине, но ты сам никогда такого не сделаешь. Здесь жил Пушкин. Ты Пушкиным
тоже никогда не будешь. И этим ты не будешь, и этим. И ничем ты не будешь. Вот.
Это то, что у Достоевского описано было – человек, который растерт этим
городом. И сравниваться с этим великолепием тяжело. Причем, на самом деле,
здесь есть в жизненном смысле очень большая ложь. Возьмем, например, картины
импрессионистов, которые висят в Эрмитаже и стоят безумных денег, ими сейчас
все восторгаются. Но их авторы-художники один за одним умирали в нищете и при
жизни их никто не понимал. Но сейчас вся эта предыстория не то чтобы отброшена,
но звучит как сказка, в которой есть страшные эпизоды, но есть и счастливый
конец – то, что эти картины теперь висят в Эрмитаже.
Однажды мы
лепили из глиняных колбасок. Их катаешь руками, а потом накладываешь одну за
другой и получаешь сосуд. Никакой там хитрости нет: пошире будешь класть –
сосуд будет расширяться, поуже – сужаться. Пять взрослых людей – у каждого две руки,
голова, и вот они лепят. В результате получились пять совершенно разных вещей,
разных даже не только с точки зрения формы. Когда мы просто поставили рядом все
подсохшие изделия, то увидели что каждое изделие – как человек. Одна вазочка –
такая приземистая – как наши руки, крепенькая, каждая колбаска видна отдельно,
ровненькая. Другая совсем не вазочка, а что-то типа цветка с четырьмя
лепестками. И что мы обсуждали? Мы говорили о том, как наши руки, наше
настроение, наше отношение к жизни, выражается в том, что мы сделали. И я
думаю, что это гораздо важнее, чем оценка.
Я полагаю, что
все мы рождены воспитателями. У всех нас это живет желание. У некоторых живет
так сильно, что они не в силах с ним справиться и они начинают заниматься этим
профессионально. Не знаю, насколько это хорошо. В том смысле, что сначала надо
научиться справляться с собой.
Андрей Домбровский