Разговор первый
Je Crois que Dieu a cree l’aime humaine
capable de s’instruire seule et sans maitres
J. Jacotot
– Куда ты запропастился, мой любезный друг, спросила Анна у своего мужа, небогатого, но честного ремесленника. – Вот уже неделю я замечаю, что ты позже обыкновенного возвращаешься домой. А мне приходит в голову и Бог весть что?
Иван (имя мужа). Э, полно подозревать, моя милая! Кто в течение тридцати лет вел себя одинаковым образом и как подобает христианину; кто имеет такую добрую жену, как моя Анюта (тут он поцеловал ее); кто наделен от Господа таким милым детищем, каков наш Володя; тому не скоро может прийти в голову какая-либо блажь.
Подойди ко мне, мой любезный сын! Поцелуй своего папеньку!
Конечно, жена, я виноват перед тобою в том. Что до сих пор не сказал тебе о причинах моих поздних возвращений; но я поджидал только удобный случай, чтобы потолковать с тобою о важном для нас обоих деле. Володя именно и причиной всему.
Анна. Что с тобою? В уме ли ты? Володя, восьмилетний мальчик, может быть причиной, что отец забывает дом, семейство и проводит невесть где время?
Иван. Не горячись. Вот то-то вы женщины, на приговоры-то легки. Вам бы только и быть судьями. Я уверен, что если ты узнаешь настоящую причину моих поздних возвращений домой, то, наверное, поцелуешь меня не один лишний раз. Слушай, вот в чем дело. Уже мы с тобою не раз говорили о том, что пора Володю учить грамоте; ныне не то время. Что было прежде, когда на каждого грамотного смотрели как на чудо, когда какой-нибудь земской ярыжка – о чем часто говаривал мой дедушка – обманывал и обдирал честных людей, приходивших к нему с просьбою, чтобы он написал им челобитную, в суд, или прочел указ нашего батюшки русского царя, что по оному им делать надлежит. Нет! Ныне этому уже не бывать, грамотные плодятся день со днем. И если найдешь еще немало из нашей братии ремесленного народа, кои не умеют ни читать, ни писать. Зато уж те из них, кои не садятся обедать за горшок с пустыми щами и скопили трудом кой-какое именьице, думают крепко о научении детей своих книжному языку. Посмотри-ка на соседа нашего, столяра Петра, сколько он отвесил поклонов пономарю Мирону, чтоб тот научил его Васютку грамоте. А дядя Еремей, а кум и тезка мой Иван, не хлопочут ли о сем?
Анна. Да, это правда; вчера еще жена Ивана приходила ко мне и горевала, что учитель, к которому ходит сын ее учиться, частенько посылает к ней то за гривною, то за маслицем, то с приказанием, чтобы она спекла ему пироги. «Много денег, говорит мне Лукерья Пантелеевна, кладу я на моего сыночка, да что делать? Муж мой и спит и видит, чтобы Федюша наш выучился поскорее грамоте. Тогда-то, говорит он, нашему Феде счастье посыплется со всех сторон. Грамотного-то его примут во всякую лавку, а там посмотришь, сделают приказчиком. Я же, безграмотный, какой торговец, и в дело-то большое вступить не смею, и всякий молокосос надо мною насмехается. Это все хорошо, прибавила Пантелеевна, я и сама верю, что грамоту-то знать дело не худое, да только беда, что учитель-то слишком много нам стоит. Не пошлешь ему, чего он требует, так он и рассердится, и ну трепать бедного Федю. Вот уже третий годок пошел, как наш Федя ходит к нему, а все еще за складами мается!»
Иван. Как! Третий год сидишь за складами? Хорош учитель! Верно ему всегдашняя масленица Нет, жена, нам этого не надобно. Городской учитель не поживится нашею копейкой: мы не будем иметь в нем нужды.
Анна. В себе ли ты, мой любезный муженек? Давно ли говорил, что желаешь видеть своего сына грамотным, а сам не хочешь знать нашего городского учителя! Не плюй в колодец, пригодится воды попить. Сам ли что будешь учить ребенка. Когда с утра до вечера проводишь у наковальни?
Иван. Да, сам, сам. Вот тебе и новость! Наш Володя будет учиться у своего родителя, и ему не нужно будет со слезами на глазах затверживать «буки-аз», «ба», «веди-аз», «ва» и прочие глупости. Он у меня прямо будет читать с книги.
Анна. Вот тебе и на! Ай да Иван Андреич! Откуда ты. Батюшка мой, набрался вдруг такой премудрости?
Иван. А вот откуда, слушай: я тебе расскажу. Уже с полгода я думаю о том, как мне научить поскорее моего Володю читать и писать. Нашему учителю отдать его мне никогда не хотелось, ибо не один пример кума Ивана у нас пред глазами: всем известно, что наш учитель вечно по вечерам празднует Бахусу, да нередко и по утрам является в школу больно неблагообразным. Чего же тут ожидать доброго? Я всегда надеялся в сем случае только на себя. Буду учить сам моего Володю, думал я, хотя только по воскресеньям; не много времени, это правда, но капля по капле и камень продолбит. Прежде начатия учения, мне хотелось только свидеться с каким-либо опытным и знающим человеком и попросить его наставить меня, как я должен поступить в сем деле. Верно желания мои были чисты, ибо дошли они до Бога. Четыре дня тому назад, проходя мимо рынка, зашел я в книжную лавку Александра Петровича Лысова – старого нашего знакомца. Ты знаешь, что он иногда снабжает меня книгами для прочтения. Войдя в лавку, я заметил в ней одного господина, внимательно перебиравшего одну книгу за другой. И, по-видимому, не обращавшего на меня никакого внимания; мне и самому до него не было никакой нужды. Поговорив с Александром Петровичем о том, о другом, когда зашла речь о нашем Володе, я не мог скрыть горя моего, и сказал ему, что имею страстное желание научить сына грамоте, но у меня нет человека, кто бы меня наставил на сем деле. Представь же, друг мой, удивление мое: только я успел это выговорить, как господин, о котором я сейчас упомянул, подошел ко мне, ударил меня по плечу и ласково сказал: «Не горюй, добрый человек, я твой наставник. Приходи ко мне завтра по вечеру, мы с тобой побеседуем. Александр Петрович знает, где я живу». Не дождавшись моих поклонов, он, простившись с Александром Петровичем, поспешно вышел вон. Признаюсь, жена, после сих слов я остался на месте как вкопанный; никогда мне еще не доводилось видеть господина столь ласкового к бедному ремесленнику.
Анна. Это и в самом деле редкость между господами. Верно, сей господин не знатного рода?
Иван. А я так думаю напротив, что он и не из каких-нибудь вылез. Если он из нашей братии, мелкого народа. Кто выползет в дворяне, к тому не приближайся. Но оставим это.
Вот на другой день вечером, по окончании работы в кузнице я отправился к сему почтенному господину. Когда я пришел к нему на квартиру, то слуга его уже был предуведомлен обо мне, и без доклада послал меня в его комнату. Мой любезный господин сидел в то время за маленьким столиком и что-то писал. Увидев меня, он поздоровался со мною, и не погнушался посадить меня возле себя. Ах, жена, ты не поверишь, как радостно у меня было на сердце, когда я подумал, что Бог свел меня с таким любезным человеком!
«Добрый гражданин, сказал он мне, я вижу, что ты желаешь своему сыну истинного блага: ты хочешь научить его грамоте, дабы он после того имел возможность понимать, как следует, закон Божий и закон Государственный. Понимать самого себя, как человека. Ты беден, у тебя есть семейство, о прокормлении коего ты должен печься, у тебя не достает столько денег, чтобы платить еще за ученье сына своего. Но будь спокоен, я наставлю тебя, как ты можешь научить его читать и писать по-русски, не употребляя на то много времени и не тратя на то ни копейки. Будь только постоянен в своем намерении, и ты получишь успех. Когда твой сын научится грамоте, то благословляй за то не меня, а вот этого почтенного старика, портрет которого висит здесь перед нами. Это был совершенный человеколюбец, имя ему Жакото. Он француз, да что тебе до того за дело, лишь бы он был умный и добрый человек. Открытие, которое сделал сей великий муж, есть истинное благодеяние для бедных. Ты, любезный друг, не назначен судьбою быть важным лицом в свете, твой сын также: Жакото и не хотел этого; когда он составлял учение для вас, он никогда и не думал выводить кого-либо из нас из того звания, которое Богом назначено каждому из нас в обществе. Напротив, он научает нас познавать наше звание, полюбить оное, быть полезными гражданами Государю и отечеству, и уметь ценить свое достоинство, как лучшие творения Божии на земле. Впрочем, ты сам увидишь впоследствии, что воспитание, которое я буду советовать тебе дать твоему сыну, не сделает его великим ученым. Твой сын даже с трудом будет понимать язык ученых; но, к счастью бедных, чтобы быть человеком, на это не нужно столько хлопот и церемоний, как на то, чтобы произвести медика, адвоката и пр. Имей только терпение, любезный приятель; несколько бесед со мною будет достаточно, и тогда все пойдет своим чередом. Думай о твоем милом сыне. Он родился человеком, как и ты, как все те, которые его окружают. Он рожден в бедности, в неизвестности, но в этом нет ни достоинства, ни бесчестия: так угодно было Богу! Богатым и знатным он дал обязанности, бедным и незначащим людям – другие. Каковы бы ни были сии обязанности, все-таки они суть обязанности. Никакое звание, если только оно непорочно, не унизительно перед Богом. Звание, которое каждый из нас занимает в обществе, есть его удел и все тут. Но примемся за дело». С сим словом почтенный господин встал со стула., подошел к шкафу, вынул оттуда книгу и, подавая ее мне, сказал: «Вот я дарю тебя сею книгою, заглавие которой следующее: «Чтение для малолетних детей и обогащения их познаниями». По сей-то книжке будешь ты заниматься со своим сыном; но впрочем не полагай, чтобы только по оной мог ты научить его читать; для сего может быть годна всякая книга. Этою же книгою я потому дарю тебя, что в ней содержатся знания, более полезные, более нужные для детского возраста. Теперь я тебя спрашиваю: может ли твое дитя припомнить тебе то слово, которое ты покажешь ему в книге? Я подал ему утвердительный знак. «Итак, покажи ему какое-либо слово в книге. Предположим, что это есть первое слово в рассказе: "Васютка", помещенное на странице 39 этой книги».
«И вот твое дитя уже знает слово "Васютка"; оно различит сие слово от всех прочих слов сего рассказа и никогда не смешает оное ни с каким другим. Когда ты уверишься, что твой малютка знает показанное ему слово, где бы оно не представилось, то покажи ему следующее слово. Это слово «был». После того спрашивай у дитяти: «Где слово «Васютка»?», «Где слово «был»?» Если твой сын в первый урок выучит таким образом два, три слова, то этого уже слишком довольно для него. Попробуй, любезный приятель, испытать над твоим сыном то, что я теперь сообщил тебе. Извини меня, что на сей раз более не могу с тобой заняться. Приходи ко мне каждый день по вечерам, и в неделю ты узнаешь все».
Вот каким образом любезный сей господин принимает меня у себя! Что говорил он мне в следующие дни. То ты увидишь на самом деле. Завтра воскресенье, я свободен буду от дел, и могу заняться с Володей. Теперь я не пропущу ни одного праздника без того, чтобы не дать ему урока, и ты посмотришь, как он будет успевать со мною!
Но пора спать. Прощай, мой милый сынок, я покажу тебе завтра славную вещицу. Вот-то ты будешь радоваться!
