Основоположник отечественной науки о народном искусстве.
Под его руководством были восстановлены народные промыслы на базе бывших иконописных центров в Палехе и Мстере.
Доктор искусствоведения, организатор музейного дела, заведующий отделом Третьяковской галереи.
Организатор и координатор важнейших педагогических исследований двадцатых годов в области изобразительного исскусства. Впервые поставил проблему соотношения педагогического воздействия и творческих способностей детей.
Разработал теорию развития художественных способностей по трём возрастным фазам.
Часть II. Художественное воспитание
ГЛАВА 1. Современность и художественная культура.
Обостренный интерес к ребенку, его духовному миру, его творческим проявлениям и, — особенно, художественным, — типичное знамение современности. Ни одна эпоха не знала той широты и вместе научной глубины, с какими ставится ныне перед европейским обществом задача воспитания ребенка. Мы имеем обширную литературу на всех европейских языках, специальную и популярную, посвященную подробной разработке как общих задач, так и всевозможных частностей в области детской психологии, физиологии, психопатологии и педагогики. Молодая наука — педология, довольно крепко уже становится на ноги. Художественное развитие и творчество детей стало привлекать к себе общественное внимание позднее, лишь в течение последних 10—15 лет, но зато в непрерывной, быстро растущей прогрессии. Интерес к детскому рисунку, детской скульптуре, ко всякому продукту детского художественного творчества становится все более общим, даже, к сожалению, приобретает характер моды. Это весьма осложняет дело и его правильное разрешение.
Как признак, такой интерес характерен и д.б. соответственно учтен. Как элемент, формующий в той или иной мере общественное отношение к вопросам художественного воспитания, он таит в себе значительную долю отрицательного действия, создавая нередко весьма поверхностное и необоснованное отношение к вопросу. Между тем, как здесь все должно быть строго взвешено, проверено и обусловлено в связи с возможным рядом весьма ответственных, а иногда и грозных последствий, вытекающих из неудачного освещения, неудачных теорий и их практического выполнения.
В чем, однако, следует искать объяснения того несомненного факта, что наша современность становится действительным веком ребенка?
В явном и остром кризисе, который переживает современное европейское сознание, а может быть, и вся европейская культура, как пытается доказать в своей книге о грядущей неизбежной «гибели Европы» Шпенглер. Мы горды неимоверными и блистательными успехами науки, создающей мощное здание современной цивилизации. Голова кружится от всех побед небывало окрыленного своими методами изучения природы человеческого разума. И эти победы налагают свою печать на весь характер культуры. Она становится преимущественно интеллектуальной. Ее отражение в искусстве — футуризм, позднее конструктивизм со своим настойчивым стремлением свести творчество художника только к труду, более или менее квалифицированному, к мастерству, а с ним — к перевесу элементов сознания, анализа над элементами подсознательно-синтетическими. С этой точки зрения нет принципиальной разницы между искусством и наукой, искусством и ремеслом. В сущности, здесь искусство исчезает, становится ненужным, теряя собственные методы и способы выражения. Здесь полная обусловленность чисто механистическим принципом, как логический вывод из всего существующего строя культуры.
Но вместе с тем современное человечество измучилось и постарело в борьбе с демоническими силами, им же самим вызванными. Оно оглушено грохотом и стальным лязгом своих заводов и фабрик, задыхается в путах железных дорог, в паутине бесчисленных кабелей, телеграфной и телефонной проволоки, ошалело от дыма и копоти своей промышленности. В безумном беге, без жизненной красоты и минуты духовного отдыха, — ему мучительно захотелось передышки, молодости и непосредственности. Душа современного человека усомнилась в правильности своего настоящего пути и обращается к поискам новых духовных устоев жизни. Эти поиски, эти сдвиги, однако, вовсе не обозначают безоглядного, панического возврата к первобытному состоянию, к той звероподобной «невинности», в какой обретались наши близкие к четвероруким предки. Мы, вместе с Вольтером, также не хотим «стать на четвереньки и убежать в лес», как и он, прочтя страстную проповедь Руссо. Все это значительно сложнее. Мы хотим найти путь преодоления механистической культуры, порабощающей ныне человека более, чем когда-либо раньше, — преодоления в новых формах господства человеческого духа над косной материей и «роком» ее законов. Мы хотим, чтобы новая духовная основа жизни, сохранив все позиции, завоеванные в муках былого пути, вместе с тем вернула человечество к первоистокам жизни, ее ощущения, к той последней простоте и непосредственности, какие являются знаками совершенной мудрости и разрешением бывшей доселе глубокой трагедии в ее конечном очистительном акте.
Такие общественные и индивидуальные настроения бывали и раньше. Они имеют свой исторический ритм. Так было в конце эллинистическо-римской эпохи. Так было перед французской революцией. Так происходит ныне. Это — несомненные признаки оскудения творческих сил и в то же время признаки растущей потребности обновления в недрах переживающей внутренний кризис культуры, потребности почерпнуть новые силы для возрождения из глубокого и свежего источника. Так упадочное, больное мучительно хочет обновиться через здоровое, сильное. Отсюда, как в те эпохи, так и ныне, — тяга ко всему «варварскому», примитивному, к некоей нарочитой и особо утонченной «грубости» вкуса. Современное искусство весьма остро испытывает такую тягу-потребность. Объясняется она, в свою очередь, тем, что искусство больше, чем всякая иная область культуры, требует непосредственности, интуитивной основы творческого действия, т.е. тех качеств, которые фатально иссякают в душе современного художника. Таким образом нет единства и в современном художественном мировоззрении. Наше искусство, как и всю нашу культуру терзает великая раздвоенность. Примирения ее еще не видно. В связи с этой внутренней борьбой и ее противоречиями современный художник склонен, приникая к детской душе, искать в ней, в ее целостном облике смутных возможностей собственного творческого обновления.
Вместе с тем, мы все, живущие не только настоящим, но и верой в будущее, хотим особо любовно и осторожно охранить период детского цветения от всяких грубых посягательств. Дети, как драгоценный материал для формовки будущих носителей новой, возможно, более удачной и целостной культуры, являются предметом нашей исключительной заботы. Поиски условий нормального развития и связанных с ним нормальных способов воспитания — первоочередная (и очень сложная) задача современной педагогии. Всякая резкая неправильность в детском развитии, всякая грубая ошибка в искусственном стимулировании направления этого развития сулит немало отрицательных следствий и современному и будущему общественному укладу.
Методы художественного воспитания
Задачи художественной педагогики в связи со всем вышеизложенным весьма сложны и ответственны. Детская душа и ее творческая динамика пока постигаются больше интуитивно, чем незыблемо научно. Нет ни одного возраста, о котором можно было бы сказать утвердительно, как об исследованной области, хотя бы в основных особенностях.
Между тем то, что мы знаем, весьма тревожно и ставит педагога перед тяжкими вопросами. В самом деле, общая картина художественного развития человека с детства до взрослого состояния сводится к следующим чертам: необыкновенная яркость, сила и совершенство детского творчества первого периода, явное творческое потухание, оскудение во втором, короткая, непрочная и далеко не общая вспышка в третьем. А дальше — обычно серый нейтральный тон, полное творческое обнищанье у взрослых.
Постепенное иссякание художественной талантливости по возрастам происходит и качественно и количественно.
Основные предварительные задачи художественной педагогики: выяснение причин и условий этого процесса, определение степени их изменяемости от способов педагогического воздействия. Здесь предстоит тщательная и очень осмотрительная работа без увлечений модными теориями и их практическим применением.
Много может затемнить и исказить нередкое ныне педагогическое дилетантство в области художественного, да и всякого иного воспитания — образования. Пора понять, — как это давно поняли на Западе и в Америке, что художественное воспитание — не спорт, не «модная тема», а серьезное и ответственное дело жизни, что наши дети не кегли, не глина, не кирпичи, с которыми можно производить любые манипуляции, а драгоценный наш культурный фонд, живая ткань с очень нежной и сложной организацией.
Основная цель художественного воспитания — культура творческой личности, проявляющей себя общественно и индивидуально, — личности, создающей в сложном процессе выявления внутреннего образа и в творческом восприятии внешнего мира художественные ценности. Для этого необходимы в равной мере: овладение материалом и средствами творческого выражения, ибо внутренний образ требует своего реального воплощения, превращения в художественную вещь; воспитание способности восприятия-созерцания, так как только этот момент создает из творческого продукта, из материально мертвой вещи произведение искусства.
В связи с целью определяется и главная задача художественного воспитания, опирающаяся в своем разрешении на характерные особенности возрастов: изыскание и разработка таких педагогических методов, которые могли бы бережно пронести яркий мощный огонь первичного родового творческого периода через критические возрасты отрочества и юношества в душевный строй взрослого человека. Необходимо, чтобы педагогические усилия не только сохранили бы во взрослом maximum творческой активности, но и превратили бы ее в основной рычаг всей жизнедеятельности взрослого человека. Поиски художественной формы для всех жизненных проявлений — не эстетизация жизни, а ее художественно-про¬изводственная обработка, дающая наибольшую полноту, совершенство и в то же время наибольшую сжатость всякому внешнему проявлению, всякому действию творческой воли.
Среди многих истин, которые ныне становятся бесспорными в областях детского воспитания, должна быть отмечена одна, постоянно забываемая и теоретически и практически: каждый возраст имеет прежде всего самодовлеющую ценность. Он должен рассматриваться и исследовательски (что и сделано в первой части) и педагогически, как замкнутое в себе, с собственным кругооборотом и центром, с особыми присущими ему закономерностями — органическое целое. В порядке изнутри определяемого развития это целое изменяет свое содержание, характер жизни, приспособления к окружающему, создает новую целевую установку; а сообразно новому содержанию и его новой направленности принимает иные, новые, нередко контрастные формы, обусловленные полным отрицанием форм изжитых. Несомненно, что каждая предшествующая фаза этого развития внутренне обусловливает последующую. Но нельзя сколько-нибудь серьезно говорить о подчиненности одной фазы другой, о служебной, подготовительной роли детства в отношении к отрочеству, отрочества — в отношении к взрослому состоянию. Их подготовительность следует понимать только, как необходимость полной завершенности каждого цикла развития и связанных с ним жизнеощущения и форм творческого выражения. Ибо без этой завершенности не может быть нормального перехода к следующей фазе.
Отсюда основной вывод для всякой системы современного воспитания, в особенности художественного: в своих методах она должна исходить из безусловного признания и утверждения автономных ценностей возраста и не допускать навязывания ложных и непрочных ценностей извне. Она должна быть системой, освобождающей творческую силу, но не системой накопления и тренировки механически и аналитически приобретенных знаний и навыков, органически необоснованных, а потому и крайне непрочных. Должен быть утвержден один основной принцип, от которого немыслимы отступления. Этот принцип сводится к требованию, ныне весьма часто нарушаемому и практически и теоретически (особенно в системе воспитания по Монтессори): необходимо исходить из внутреннего мира, из внутренних потребностей ребенка, из их естественного развития, а не из внешнего мира, слишком резких и прямолинейных требований окружающей обстановки. Иначе говоря, — следует путь воспитания предпочесть пути образования и последнее бесповоротно подчинить первому. Это, конечно, не означает отрицания образования, тренировки логически-познавательного аппарата. Я утверждаю лишь первенство воспитательного воздействия на творческую волю и подчинение последней всего аналитического аппарата. Лишь при этих условиях мы будем иметь систему воспитания, отвечающую существу и запросам современности.
Боязнь связанной с этим принципом кажущейся искусственности и замедленности темпа детского развития — боязнь близорукая. Человек вообще медленнее и искусственнее воспитывается, чем любое животное. И, однако, этот медленный рост, эти отставания и сравнительная беспомощность — залог больших возможностей для приспособления к сложной жизненной среде, одна из главных причин победы человека над животными и неорганическим миром.
Поэтому, каждый возраст требует своей особой художественно-педагогической и методической обработки.
Необходимо изживание до конца каждой фазы и каждой формы в предельной полноте ее жизненного содержания. Это изживание должно быть нормальным, без замедлений и ускорений, без дисгармонических сдвигов в сторону той или иной слишком ранней специализации и изощрения одних способностей и функций за счет других. Только тогда ребенок превратится в нормального взрослого члена общества, когда он не менее нормально и полно изживет все предшествовавшие фазы своего развития в тех целевых устремлениях и теми способами, которые им свойственны. Об этом часто забывают, насилуя психику ребенка и подчиняя ее слишком жестко целям, стоящим вне возраста. Скачки и искусственное ускорение, обусловленные почти всегда (кроме болезненных состояний психики) системой внешнего, образовательного педагогического воздействия, исходящей не из внутренних условий развития, а также недостаточная насыщенность изживания вредны. Это твердо устанавливаемое мною положение является выводом из массы непосредственных практических наблюдений моих и ряда моих сотрудников над процессами детского и отроческого развития.
Постоянными признаками и следствиями всех нарушений нормального процесса развития в его содержании, формах, их последовательности и ускорении служат такие явления: неизбежный, иногда общий, иногда частичный возврат к прежним фазам и формам. Так, можно «научить» ребенка в фазе геометрально-планового построения пространства на плоскости изображать это пространство иллюзорно. Но это будет крайне непрочно. Произойдет быстрый возврат к концепции, свойственной данной фазе развития, геометрально-плановой.
Одна из моих сотрудниц провела опытную беседу с девятилетками о горизонте. Беседа сначала отразилась на процессе и продуктах их творчества. Горизонт в их рисунках появился, но скоро исчез. Произошел полный возврат к прежней форме раздельного изображения неба и земли.
Такая же беседа с двенадцатилетками уже прочно отразилась в их рисунках. Причина понятна: беседа вполне соответствовала новой фазе развития пространственных представлений и удовлетворяла назревшей, но не вполне оформившейся потребности нового изображения пространства.
В особом и нередко подлинно трагическом противоречии оказываются требования натуралистической изобразительности, — в связи с запросами, напр., комплексного характера, — и та форма схемы, типического образа, которая соответствует периоду детского примитива. Так наблюдать природу, как требуется для изображения индивидуальных признаков и индивидуальных явлений, ребенок не может. Он выражает только общее, типическое и так, как это соответствует его жизнеощущению и способам восприятия мира. Отсюда, необходимость серьезной и тщательной указки комплексного метода, особенно ценного и оправданного для периода детства, с формами художественного развития, свойственными каждому возрасту, а детскому — в особенности.
Всякий воспитательно-образовательный комплекс должен быть комплексом творческого задания сообразно стадии развития ребенка. Так как творчество ребенка по преимуществу творчество художественное, то комплекс для возраста детства должен быть основан на разрешении художественно-творческой задачи. Его длительность — длительность творческого процесса, — сравнительно короткого и замкнутого в этом возрасте.
Метод разработки комплексных заданий должен определяться, с одной стороны, способами восприятия мира ребенком, с другой стороны — художественной концепцией, свойственной возрасту, и теми формами, в которых она выражается. Поэтому для периода детства комплекс должен быть не темой, а образом, исходящим нередко из коллективного творческого замысла детей и формуемого их дружными усилиями.
В тех случаях, когда извне навязанные художественные формы и способы их реализации «прилипают» к творческой воле ребенка, действуют на сознание, как трафарет, — тогда происходит ломка старой формы с рядом нелогичностей, нелепостей, искажение, ненормальность дальнейшего художественного развития в новых фазах и формах. Такой процесс, конечно, отрицательно влияет и на общее развитие: индивидуальность детская в таких случаях как-то быстро вянет, сереет, внутреннее содержание опустошается, мелеет и заменяется самым ужасным, самым отвратительным — пустой формой. Вместо живого лица — бездушная, мертвая, чужая маска.
Отсюда ясно, как ответственна художественно-воспитательная помощь в периоде детства. В это время, вернее, она наиболее ответственна. Ее неудача может исковеркать, направить по ложному руслу все развитие ребенка. Не следует забывать, что ребенок в этом возрасте чрезвычайно внушаем, а приобретаемые им привычки с большим трудом изменяются в последующие годы.
Этот период изживания родового начала в области творчества требует от педагога возможно меньшего вмешательства в творческие намерения и действия ребенка. Следует предоставить полную свободу детскому художественному воображению, детской художественной воле. «Исправление» детского художественного вкуса, художественных произведений детей — одна из величайших педагогических ошибок в прошлом, преступление — в настоящем. Между взрослым и ребенком такое существенное различие, что даже общего языка у них почти нет. С одной стороны, душевный мир взрослого с четкими отношениями к миру внешнему, с установившимися навыками, предвзятостью восприятий, и оценок, с оформившимся характером и организованной личностью. Этому миру противостоит таинственная душевная протоплазма, душевное первообразование и его совсем невыясненная, но крепкая и глубокая связь с первоистоками не только рода, но и жизни в целом. Из этих глубин, управляемая только инстинктом, глядит на нас такая совершенная красота художественных первообразов, что взрослое воображение кажется нередко просто плохой репродукцией, бескровным и уродливым отражением. В этой сфере ребенку учиться у взрослых нечему. Он бесконечно богаче их. Помню недавнюю оценку Матисса, сделанную двенадцатилетней девочкой, обладающей, между, прочим, отличным чувством цвета: «Не понравился: однообразен очень». Ну, конечно, так: ибо Матисс только довольно талантливый (по „взрослой» оценке) ученик и подражатель. Недосягаемая цель его стремлений — убедительность и красота детского художественного примитива, цель неосуществимая по причинам, уже отмеченным выше.
Однако педагогическая помощь и здесь необходима, но в других областях и планах. Прежде всего, это — помощь при познавании ребенком мира, предметов, их свойств, а позднее и отношений, их взаимодействия.
Ребенку необходимо знание материалов, их качеств: плотности веса, сопротивления, отношений равновесия, объемов, поверхностей цвета. Перечисляю лишь часть бесконечного разнообразия окружающих ребенка явлений и отмечаю группировки их по тем или иным познавательным категориям.
Но процесс познания есть процесс овладевания внешним миром. Он непосредственно связан с процессом творческой переработки, творческого акта, с созданием из воспринятых элементов новой комбинации в виде сделанной вещи. Здесь необходимо внимательное содействие, гл. обр. чисто техническое, и то постольку, поскольку этого хотят сами дети, или диктует непреодолимая их собственными силами трудность восприятия и, в особенности, оформления, т.е. художественной обработки по преимуществу. Так, напр., следует помочь детям овладевать той или иной красочной палитрой по их вкусу, смешивать краски, накладывать их на бумагу или иной материал, обрабатывать в связи с их запросами поверхность, — добиваться, напр., большей или меньшей густоты красочного слоя, вязкого или жидкого состава краски, умения накладывать ее ровным слоем, — или иначе, добиваться блеска, мата, гладкости, шероховатости. В пользовании материалом для выполнения объемных и пространственных построений педагог должен помочь детям выявить все свойства материалов, их конструктивные качества, их пригодность для осуществления определенного творческого замысла детей. Причем основной метод — метод пробуждения предельной самодеятельности детей, развития до возможного напряжения активности их воли и изобретательских способностей.
Всякий педагог, работающий с детьми, прекрасно знает то бесчисленное количество крупных и мелких открытий, которые совершает в процессе своей работы ребенок, знает тот творческий восторг, каким загорается лицо ребенка при удачном завершении творческих и чисто технических поисков. Успех и приобретаемые навыки пробуждают в нем новый взрыв энергии, реализацию новых творческих ценностей. Обычно эти изобретения—давно уже открытые «Америки» взрослых. И пусть! Ведь основную педагогическую ценность здесь имеет самый процесс, самое творческое действие, а не результат.
Обратимся теперь к подробному изложению методов художественного воспитания и образования применительно к каждому периоду и каждой фазе развития. Здесь я буду более подробно останавливаться на том, что до сих пор было или мало выясненным и спорным, или требует особого внимания и систематических усилий педагога. Некоторая неравномерность внимания к различным педагогическим задачам обусловлена также тем, что я подробно и точно говорю лишь о таких методических вопросах, которые не только мною достаточно разработаны теоретически, но и проверены тщательно методически путем моих наблюдений и практической опытной работы моих сотрудников.
Методика художественного воспитания, изложение которой дано на дальнейших страницах, находится в органической связи с первой частью моей книги, как ее научным обоснованием.