Помню, позвала я (Мария Ганькина – прим. ред.) в свой шестой класс вести географию Вадима Федоровича – настоящего ученого, но вот в школе работающего недавно. Так что в его учительском арсенале не было ни способов организации урока, ни хорошо поставленного голоса, ни отметок, ни учебников с обязательным домашним заданием. Ну и мои детки, очень Вадима Федоровича любя, периодически садились ему на шею. Рассказывал он замечательно интересно, но что из его монолога слышали дети? Меня это стало беспокоить.

Прошел месяц. И я предлагаю Вадиму Федоровичу провести зачет по тому объему материала, что он им дал. С настоящей отметкой в журнал. Но зачет будем сдавать мы – трое взрослых людей. Пусть дети нас научат, и какую отметку каждый из нас заработает у доски – такую и получит в журнал та группа, которая каждого из нас обучала.

Вадим Федорович опешил, но согласился. Он понял, что эта работа ему сулит – понять, что делается у каждого из его учеников в голове.

Вадим Федорович объявил детям, что на следующем уроке будет зачет по всему, что он им рассказывал. Никаких конкретных вопросов для подготовки. Только приблизительный круг тем: галактика – Солнечная система, звезда – планета – спутники.

 

 

Вадим Федорович разделил моих шестиклассников на группы по пять-шесть человек случайным образом. Потом назначил каждой группе по одному из нас, не компетентных в данной конкретной области знаний. Этими некомпетентными были мы, учителя нашей школы: Сергей Евгеньич – учитель музыки, я – Мария Ганькина, словесник, в прошлом учитель начальной школы (кстати, у этих самых шестиклашек), и Ольга Петровна, учитель английского (все у тех же детей).

Вадим Федорович еще раз обозначил круг вопросов, которые надо было до нас донести, разрешил пользоваться чем кому угодно, и группы разбежались по углам.

Мы сидели у двери. Одни наперебой меня обучали, другие были на побегушках: что-то посмотреть, вспомнить, сбегать за энциклопедией. Помню, что очень бойко отбарабанили, на каком расстоянии от Солнца что находится. А я гнула свою линию. Они: "Вот Солнце..." А я сразу: "А Солнце – это что? Планета, звезда или спутник?" И в таком духе. Элементарные же вопросы! Но фундаментальные. В них-то все и упирается. Мне было важно обнаружить непонимание, а там уж пусть Вадим Федорович разбирается. С цифрами-то у них все в порядке. А вот откуда что берется...

Ольга Петровна:

– Мне развернули какую-то интересную штуку, что будто бы галактика – тарелка. В форме лепешки. Где-то с краю – солнечная система. Если на нее посмотреть так, то будет так. А если эдак... И нарисовали...

Мне кажется, не будь этого зачета, так и не обнаружилось бы у некоторых детей непонимание основ. Да и как обычно в школе? Прочли параграф. Потом один дает парадный ответ у доски. Остальные радуются, что не они…

В своем “парадном ответе” я старательно обнародовала всю чушь, которую мне наговорили. Правда, произносила ее самым ехидным голосом, на какой только была способна. Чтоб в классе не вздумали принять ее за правду! (Училка – она и есть училка.) Вот так всему классу стало очевидно, что меня обучили плохо. На хилую троечку.

В результате моя группа схлопотала каждый по тройке в дневничок и журнал. Мои "учителя" досадовали на мою нерадивость. Когда прозвучали правильные ответы, они мне пеняли: "Мы ж вам всё так и объясняли! А вы-ы?!."

 

 

Идея зачета наизнанку оказалась заразительной. Теперь уже опытный физик, Владимир Александрович, решил апробировать зачет-перевертыш. Удивительно, как это он пошел на такое. Вроде бы нужды у него не было. Годами отработанный стиль, образцовые ученические конспекты, дисциплина... Хотя все же была и у него своя нужда.

Дело в том, что Владимир Александрович – очень хороший, мощный учитель физики, до этого работавший только в старших классах. Зная (помня!), какие мучения предстоят моим детям с физикой, когда она у них начнется, я зазвала Владимира Александровича в свой класс (когда он был еще пятым) с тем, чтобы он заложил в моих ребят основы всех главных разделов физики, этого труднейшего для понимания школьного предмета. Чтобы сформировать правильно фундаментальные понятия. Получилось что-то вроде пропедевтического курса раз в неделю.

Владимир Александрович долго отмахивался от моего предложения, мол, не умею с малышней. Но потом вошел во вкус. И даже потом хвастался, что в нашем пятом и своих десятых классах объясняет один и тот же материал. Не раз говорил, что в пятомидет легче: не приходится бороться со штампами, да и соображают они подчас лучше. А пройдя с ними оптику и электричество, и вовсе стал утверждать, что мозг пятиклассника принципиально способен воспринимать даже самые сложные физические понятия.

И вот шестой класс. Конечно, Владимиру Александровичу интересно, что остается у них в головах. Не иллюзии ли он питает? Ну и, конечно, ему хотелось, чтобы и мы оценили по достоинству его работу.

Владимир Александрович заранее (за две недели до зачета) огласил список сакраментальных тем. Тетрадями пользоваться на зачете поэтому было нельзя.

На этот раз зачет пришли сдавать только двое учителей – Сергей Евгеньевич Савельев и я (Ольга Петровна позже пришла и наблюдала всю эту картину уже со стороны). У Савельева, несмотря на музыку, за плечами технический вуз, у меня же – довесок к филфаку в виде полутора курсов МИФИ. Так что по части физики мы были не совсем чистыми листами.

Недостатки предыдущего зачета были учтены. Владимир Александрович разбил ребят на две группы случайным образом и предложил тянуть бумажки... (Жребий – это принципиальный момент. Одно дело – учитель, другое – судьба. Так карта легла. Попробуй потом в случае неудачи пенять на учителя: мол, это он нам такой вопрос задал, что ответить было просто невозможно.)

 

 

На зачете меня поразило, как много дети знают. Мы сидели у окна, и мне объясняли параллельное и последовательное соединение проводников. Я это когда-то хорошо знала. Но напрочь забыла. Карта легла так, что мне достались одни слабаки, а Савельеву – сплошные гиганты мысли. Они там все передрались: кто будет просвещать Савельева? В конце концов Никита с Ксюшей взяли все в свои руки, позволяя остальным лишь дополнять свои объяснения.

А из моих безгласных принял огонь на себя маленький Паша, о котором Владимир Александрович говорил как о пичужке: серенький такой, ничего не может сказать, ничем себя не проявляет. А тут он так уверенно и толково взялся за дело, что сразил меня совершенно. (Когда я потом поведала о Паше Владимиру Александровичу, то это было для него настоящим открытием!)

А Пашкин приятель Андрюшка, “слабачок”, тоже очень суетился, пальцем в листочек тыкал и повторял за Пашкой концы предложений. В общем, полное впечатление, что он и сам что-то понимает. И то хорошо! Не ведет партизанскую жизнь, как на остальных уроках физики, а при деле – говоря словами Е.Е.Шулешко, “сохраняет образ толкового ученика”.

А я, в свою очередь, старательно делала вид, что ничего в толк взять не могу. Преследовала свои корыстные интересы: хотела, чтоб они мне еще разок объяснили, да поподробнее и потолковее. А потом я прилежно пересказывала им их же объяснения про параллельное и последовательное соединение проводников, чтобы получить от них оценку: так или не так я все поняла?

Помучились они со мной! "Ну не понимаю, – говорю, – какой такой ток? Что течет? Куда? Какой такой электрон? Первый раз слышу. Атом? Это еще что за зверь?.." Я не знаю, почему они кидались мне все это на полном серьезе с азартом объяснять. Может, очень правдоподобно притворялась? А может, это сидящая в ребенке страсть к учительству? Или просто они приняли правила игры?

 

 

В отличие от Вадима Федоровича, Владимир Александрович задавал нам у доски дополнительные вопросы. На глубину понимания, видишь ли. После моей теоретической части он нарисовал на доске электрическую цепь, а мне надо было переставить что-то местами, чтобы лампочка зажглась.

Я стою – ни в зуб ногой (со схемами у меня всегда были нелады). Стыдно. Ведь подведу своих “учителей”. Владимир Александрович спрашивает, не хочет ли кто-нибудь решить эту схему за меня. И вдруг кто-то из моей группы бежит к доске и хватает мел. Кто же? Тот самый Пашка! И включает лампочку! Владимир Александрович теряет дар речи...

Наш учитель музыки Савельев закончил технический вуз, и ему было сложнее изображать искреннее невежество.

– На том зачете, по географии, я был непроходимо тупой. Не с Вадимом Федоровичем, конечно, а с детьми. Твоя моя не понимай. Как слепому объяснить, что такое небо? Детям приходилось подыскивать слова, которые бы меня убедили. Если мне говорят, что Земля, мол, состоит из земной коры, то я не даю договорить, из чего она еще состоит, а сразу спрашиваю, что такое кора, и так далее. Иногда это было слишком, и на меня обижались. Поэтому на зачете по физике я свой пародийный жанр оставил. И мое дремучее невежество принималось на веру.

С отметками на зачете по физике было так. Когда нам с Сергеем Евгеньевичем поставили что-то хорошее, чуть ли не пятерки, Владимир Александрович вдруг и говорит:

– А у вас рука не дрогнет всем одинаковые пятерки в дневник поставить? Если не дрогнет, то сами и ставьте. А я против уравниловки.

Мы подумали-подумали: и правда, наши учителя разный вклад внесли в наше с Сергеем Евгеньевичем образование. Так что мы и отметки поставили разные: кому "пять", а кому и "три". Только вот пришлось чистоту образа нарушить. Что ж, на этот раз так.