Раньше говорили: стерпится - слюбится, а теперь не мешало бы эту пословицу переиначить: слюбится - стерпится. И в самом деле: любишь - так уж вытерпишь.

Как-то мне пришлось послушать нескольких пожилых женщин, которые рассказывали о своей семейной жизни и сравнивали её с нынешней. Честное слово, за какие-нибудь час-полтора они преподали мне столько мудрых житейских уроков, что я не раз пожалела: узнать бы мне все это «на заре туманной юности» - может быть, и в собственной семье без лишних нервотрепок обошлось бы, без ненужных «выяснений отношений» и мучительных поисков выхода из «безвыходных» положений.

Вот они передо мной: седые головы, натруженные руки, лица в морщинках, а глаза - молодые. Ах, какие у них сейчас молодые, даже озорные глаза! Ведь перед ними оживают дни их юности, молодой любви - начало трудной жизни, которую все они вынесли с честью, не сломленные ни нуждой, ни войной, ни тяжелым трудом, ни смертью близких, ни болезнями, ни самой старостью. Откуда только брали они для этого силы? Послушаем их самих:

- Мы с мужем начинали с нуля. Да и кто в наше время по-другому начинал? Приданого да наследства не было. И к лучшему: с ложки с чашки начинали, зато всего своими руками вместе добивались, никому не кланялись, ни у кого на шее не висели. Потому и жизни не боялись. А нынче-то молодые от жизни отгорожены: на готовеньком растут, вот и слабы. Не вылетают из гнезда, а вываливаются из него. Чуть ветерок дунет на них, а они уже «караул!» кричат. И семьей-то они не живут, а в семью играют: он не так посмотрел, она не так сказала, и уже в разные стороны глядят и к мамам бегут - жаловаться.

- Жаловаться - это уж последнее дело, потому что кому-нибудь скажешь, а тот что-нибудь из жалости подлепит - у тебя уж другое рассуждение будет. Ещё жальче себя станет, покажется все не так, как на самом деле. А надо самой рассудить, никого не впутывать в твои с мужем дела. И он также должен: не срамить жену, беречь её от худого слова, от косого взгляда. Друг друга поддерживать надо - вот главное.

- Вышла я замуж в большую деревенскую семью, пришлось приноравливаться, присматриваться. Все в доме подчинялось свекру, без его разрешения ничего не делалось. На жену он никогда не кричал, даже голоса не повышал. Но вот вышло раз: валенки она подпалила случайно. Он в сердцах: и такая ты, и сякая - нашумел на нее. Она в ответ ни словечка. А утром рано-рано слышу: «Бу-бу-бу...» - её голос! Я прислушалась: «Что же ты меня осрамил и себя потерял: дети кругом, сноха молодая, а ты при всех меня честишь. Эдак они нас с тобой и в грош не будут ставить. Ты бы смолчал али бы уж во двор вышел, там на Буренку изругался бы, коли невмоготу. А то стыд и срам-то какой...» Она ему вычитывает, а он кряхтит, молчит. И получается у неё как-то не нудно, не обидно, а будто даже ласково: втолковывает она ему, объясняет, почему лучше так делать, а не иначе. И поняла я: настоящая-то хозяйка в доме - мать! А никто об этом и не догадывается.

- А женщина и должна быть артисткой, без этого нельзя... Ну, чего смеетесь? Не артисткой, так дипломатом. И вовсе это не обман, а «военная хитрость». Вот мы в первое время часто ссорились. Он устанет, бывало, нервы взвинчены, а мне хочется, чтобы по-моему было. И - скандал. И вот муж стал меня просить: когда он в гневе, не перечить ему, хоть сквозь слёзы, да улыбнуться. А когда «туча» пройдет, настаивать на своем, сколько мне угодно, он всегда мне повинуется. Стала я хитрее, последовала его совету, и кончились наши ссоры да мои слёзы.

- Я общественница была - страсть! До сих пор по собраниям больше бегаю, чем дома сижу. Вот, бывало, придешь домой, а он злой: «Где была?» И пойдет, и пойдет! А я - молчу. Остынет он, я ему: «Ты что же, хочешь, чтобы я к дому привязанная была? Так и пеньком стану замшелым - тебе же скучно будет». А потом-то он уж сам мне напоминал: «У тебя нынче собрание, что ли? Так иди уж...»

- Жене от мужа отставать никак нельзя. Только теперь что-то наоборот пошло: чаще он от неё отстает. Забывают мужья, что женщины-то теперь другие стали. Кто из них это понимает да хоть немного впереди жены по жизни идет, там и в семье все ладно бывает. А там, где жена верх взяла, а он в отстающих ходит - беда: она его уважать перестает, а он злится. Что ни говори, а в каждом из них мужская гордость есть. Нам, женам, её щадить надо, да ведь и мужьям терять её нельзя. У нас соседи молодые, ему всего 23 года, а он знает только одно: с работы придет, пообедает, отдохнет и на целый вечер во двор - в карты играть. Жена у него весёлая была, работящая, а теперь смотрю: хмурая какая-то, усталая вся. Неинтересно ей с ним, того хуже - стыдно за него, а он и не чувствует, что жену теряет.

- Что страшно в семье, так это когда один мается, а другой как сыр в масле катается. На одном человеке ездить нельзя - на этом счастье не построишь. Семейный воз только тогда легок, когда «муж за гуж, а жена за другой». А если один в хомуте, а другой лишь подгоняет, толку не будет. Жалеть друг дружку нужно, помогать, чтобы было в доме всегда тепло и сердечно, чтоб каждому в дом хотелось, а не из дому...

Идет себе разговор, неторопливый, негромкий, но чувствуешь за каждым сказанным словом много передуманного, пережитого, выстраданного. Не знали эти женщины про «совместимость». Они её сами, своими сердцами сделали, своими руками вынянчили.

Звенят новые и новые свадьбы, поднимаются тосты и сыплются на молодых самые добрые пожелания. И почти в каждом - слово «счастье». И мы пожелаем им счастья - не свалившегося с неба, а рукотворного.

«Горько!» - кричат за свадебным столом, и молодые смущенно целуются. Ну не странный ли обычай: то, что касается лишь двоих, делать беззащитно открытым перед чужими любопытными взглядами подвыпивших людей? А мне этот неловкий поцелуй почему-то кажется почти символом супружеской жизни: горько - а вы поцелуйтесь; страшно - а вы обнимитесь; трудно - а вы посмотрите в глаза друг другу и найдите опору во взаимной нежности, ласке, доверии - тогда все можно одолеть. Даже если размолвка, обида, даже когда горько друг от друга - выстоят те, кто сумеет справиться с собой и встать рядом, и вспомнить, как все начиналось...

А с чего все начинается?

Вот передо мной Он и Она: решили пожениться, пришли посоветоваться. Я смотрю на них с сожалением: «зеленые» ещё совсем - ему только 18 - куда же так рано? Не выдерживаю, спрашиваю об этом. В ответ удивленный взгляд: «Мне уже 18. И потом: разве зрелость определяется возрастом?» - «Но вам ещё учиться и учиться!» - «А мы друг другу поможем». - «Но ведь вы так мало ещё знакомы. Зачем торопиться?» - «Я думаю, что узнать человека можно и за день, а можно и за годы не узнать, это же не от времени зависит. Вот сколько вы сами были знакомы до женитьбы?» - «Полгода, - меня саму это удивляет: всего полгода? - но мы были старше!

И так понимали друг друга с самого начала!» - «И мы тоже. Между прочим, разве хуже было бы, если бы вы встретились и поняли друг друга раньше?» - «А на какие же средства...» - «Это решено, - торопливо перебивает он, - мы будем зарабатывать сами. Она будет работать на полставки, я тоже договорюсь "о вечерней работе». - «А вы подумали о том, что у вас может быть... может появиться...» - «Ребёнок? Ну и что? Это нас не пугает. Вы семерых не испугались, а почему мы...» - «Но мы же были старше! А ты ещё совсем мальчишка!» У меня срывается голос (хоть бы не расплакаться!). Он смотрит на меня участливо: «Я уже вырос, мама». Ну да, это мой сын и его... невеста. Это не укладывается в голове, этого не может быть! Однако вот же они передо мной: она смущена, он - натянут, как струна, готов защищать её и себя перед всем белым светом, готов ответить не любой вопрос (он так и сказал: «Ты спрашивай, что хочешь»), готов ко всему... «Я так и думал, что ты сначала удивишься, даже расстроишься, а потом будешь беспокоиться, пока не поймешь...» «Дурачок, - думаю я с отчаяньем, - какой же ты дурачок ещё». Но говорю другое: «Ты прав: удивилась, расстроилась и буду беспокоиться - всё так. Но дайте же мне время, чтобы понять!»

Этот разговор был месяца за четыре до свадьбы, и все это время острое беспокойство не покидало меня: вмешиваться в происходящее не могу, пока не разберусь, а как разобраться?

«Доигрались со своей самостоятельностью, - мрачно комментирует создавшуюся ситуацию моя родня, - все дозволено: хочу - женюсь, хочу - развожусь. Пустили вы с отцом все на самотек. И никто ни за что не отвечает...»

Слышать это мучительно, но, может быть, и правда - проморгали мы что-то? «Что ж ты молчишь?» - упрекаю я мужа, но тот невозмутим: «Словами тут не поможешь. Да и что пугаться раньше времени? Парень он толковый, давно сам за себя отвечает - вполне взрослый человек». Мне бы его спокойствие! Или выдержку? А у меня тревога не проходит, да и выдержки не всегда хватает. Заглянуть бы на десяток лет вперед или хотя бы на год! Нельзя. Что остается? Сомневаться и терзаться? Нет, сын прав; я должна понять, что происходит с ним и той, у которой «глаза, как у Ассоль, правда, мама?»

Они часто бывают у нас дома вместе, и я вижу их и третий, и пятый, и десятый раз: как гладко они разговаривают, как бережно спорят, как легко понимают друг друга, как любят вместе что-то делать (даже посуду мыть). Нельзя не видеть: им хорошо друг с другом! А беспокойство не проходит: рано, слишком рано! Ведь семья - это не столько дополнительное удовольствие, сколько дополнительные и очень серьёзные обязанности. Как это объяснить им? Все слова неубедительны и общи, все страшные примеры вызывают улыбку: «А у нас будет не так». - «Да ведь все так начинают! С точно такой же дурацкой уверенности, основанной на незнании, неопытности и слепоте временного очарования. Ну что у вас есть за душой, кроме этого?!» - снова сбиваюсь я со спокойного тона и слышу в ответ: «Почему «дурацкого» и почему «слепоте»? Мы много думали об этом. Хочешь, расскажу?»

Я ожидала услышать от сына что-нибудь довольно примитивное или общее, вроде: любить, дружить, по очереди за продуктами ходить и т. п. И - ошиблась в своем снисходительном прогнозе.

«Главное в семье, - говорил он, - доброе отношение друг к другу: не доброжелательное (в этом понятии есть что-то холодноватое, чуть официальное что ли), а именно доброта, настоящее сочувствие - не от ума, а от сердца, понимаешь? А для этого каждому нужно требовать с себя максимум, а с другого минимум - по-моему, это основа любви и ответственности в семье. Но это осуществимо тогда, когда есть общая шкала ценностей - моральных, разумеется. Иначе получится разнобой в оценках и уйма недоразумений. У нас многое совпало, удивительно совпало. А кое в чем мы вырабатываем общее мнение постепенно. Заметили даже: если сразу не удается убедить друг друга, лучше отложить, не настаивать, а вернуться к этому ещё и ещё раз потом. Не торопиться, не настаивать на своем. Да и вообще относиться бережнее к ощущениям и настроениям другого. Ведь отношения меняются от многих условий и становятся то теплее, то горячее, то прохладнее. И упрекать, винить друг друга в этом не надо. Важно одно: независимо от этих колебаний должна быть абсолютная уверенность друг в друге, полное доверие - надежность, основанная на убеждении: своей жизнью ты можешь распоряжаться как угодно, но испортить жизнь другому, принести ему несчастье - нет такого права у человека!» - «Ты ничего не сказал о детях, которые, помнится, вас «не пугают», - не удержалась я. «Но все, что я сказал, - удивился он, - прежде всего и касается детей. Для них главное, чтобы у нас были человеческие отношения».

Я поняла: они начинают с ответственности друг за друга. Но ведь это и есть самое нужное для молодоженов, да и не только для них.

С того памятного разговора прошло пять лет (Семье сына в 2002 году исполнится 25 лет, внучке 22 года, внуку - 17 лет).

 Молодая семья скоро отпразднует свою медную свадьбу и трехлетие дочки, нашей первой внученьки. Много трудных испытаний преподнесла им жизнь за это время - выдержали, находя поддержку друг в друге. У них, по-моему, состоялось главное - семья, в которой всем вместе хорошо, а врозь - просто невыносимо.