Двое, соединяясь, делают родными два клана родственников, чужих друг другу людей. Какое участие они принимают в создании новой семьи до свадьбы и после нее? Когда-то родня определяла почти всё: благословение отца и матери - не получив его, мало кто решался соединять свою судьбу; приданое - без него молодую семью ожидала нищета; жилье - родня решала, где, с кем жить; воспитание детей - попробуй сделай не так, как принято. Конечно, много здесь кондовой унизительной зависимости, доводящей людей до отчаяния. Недаром в народной песне поётся: «Милые родители, сваха да родня, лучше бы, мучители, извели меня...»

Теперь многого и в помине нет. Благословение, например, совсем не требуется. У матери и отца никто не только согласия не спрашивает, их даже в загс не приглашают. Хорошо ли это? Думаю, нет. Если отвлечься от религиозной подоплеки этого обряда, обнаружится его очень, на мой взгляд, важный смысл, во многом определяющий прочность, надежность будущей семьи, её жизнеспособность. Что такое любовь двух молодых? Как правило, это всё-таки нечто очень далекое от реальных представлений о семье, её трудностях, её великой социальной миссии в воспитании детей, об обязанностях друг перед другом. В этой любви очень большое «хочется» и совсем маленькое «надо». А люди, которые имеют опыт семейной жизни, прекрасно знают, что в семье всё наоборот: на долю «хочется» выпадает не так уж много, зато «надо» бывает сплошь и рядом. Как же такое ответственное дело, как создание семьи, поручать людям неопытным? Ошибки - и трагические - здесь почти неизбежны. Вот тут-то и должен подключиться опыт старших, который поможет многое предотвратить, исправить, вовремя поддержать, укрепить. Важно лишь одно: никакого самодурства! Это должна быть школа доброты и деликатности, школа подлинной человечности чувств и отношений. Должна быть, а как бывает?

Вспоминается мне один случайно подслушанный разговор. В парке под большим деревом, кроме меня, спасались от дождя двое влюбленных. Они говорили, смеясь и перебивая друг друга, не слишком заботясь о том, что их кто-то услышит. «Как странно, - вдруг сказала девушка. - Твоя мама мне будет свекровь, а моя тебе - теща. А я... сноха или как там ещё? Невестка? Ну и словечки, кто их только выдумал? - Она поморщилась: - Не хочу быть снохой!» - «И не надо, - засмеялся парень, - ты будешь дочкой. А мамы у нас будут мамами - и никаких тещ!»

Взявшись за руки, они запрыгали через лужи, и весело было смотреть на них. Потом мне стало грустно: «Мамы - и никаких тещ»? Такого, наверное, и не бывает.

А вот читаю письма, удивляюсь и радуюсь: оказывается, бывает! «Кому свекровь, а для меня - родная мамочка. Подруги завидуют мне» (М. Корякина, Челябинск). «Моя теща - самая лучшая женщина на свете. Я зову её мамой» (Ю. Кошелев, Волгоград). «Мне хочется рассказать о своем зяте, хотя трудно его так называть, скорее это редкий родной сын» (И. Школьникова, Одесса). «Доченька, ласточка моя - вот кто у меня Надюша, выбрал же сынок мне такое утешение на старости лет!» (А. Семенова, Липецкая область).

Читать эти письма - истинное наслаждение, потому что в них - оцененная по достоинству человеческая доброта, не та «доброта», «что когда у соседки что-то случилось - посидели, погоревали, а ушли и все забыли, а та, что принимает чужую боль за свою, помогает, чем может, и радоваться умеет радостью другого больше, чем своей» (О. Богданович, Свердловская область). И чувство благодарности - как хорошо, что на него не скупятся люди: «Спасибо ей за то, что она есть...», «Как холодно на свете без таких людей...», «Все-все готова для неё сделать...», «С ней так хорошо, что даже лучше, чем хорошо!»

«Ей... она... для нее...» - речь все о женщинах.

...Все чаще встречаю я сейчас женщин деловых, энергичных, знающих и умелых. И все реже - добрых, умеющих сопереживать, понять без слов, утешить и вдохновить другого, словом, таких, о ком написаны эти письма, лежащие передо мной. Мне стало любопытно: а кто они, эти счастливые женщины? Читаю в одном письме: «Моя свекровь - малограмотная женщина - вырастила восемь детей...» В другом: «У моей тещи двое сыновей, трое дочерей, сама она образования получить не смогла...» В третьем: «Она всю жизнь работала - не до учения ей было - пятерых детей растила без мужа...»

Интересно получается... Я стала раскладывать письма в две стопки: «ученые» и «неученые». И - к моему величайшему удивлению! - вторая стопка быстро росла, а в первой так и не набралось больше пяти писем. Наверное, наша целеустремленность, увлечение своим делом заставляет предельно сосредоточиться на нем - иначе ничего не достигнешь! А потом ещё хозяйство, быт - на него уходят последние силы. И выходит: рядом живущие люди с их волнениями и заботами отодвигаются на какой-то дальний плен, в суете перестаешь их понимать, да и сам становишься им, в общем-то безразличен... Те простые женщины, наверное, умеют к каждому отнестись по-матерински, утолить жажду ласки, внимания и вызвать к себе ответные добрые чувства. Но разве нам, образованным, это не нужно? Нужно, и ещё как!

С одной стороны, каждый из нас все больше жаждет самого избирательного личностного внимания, и эта потребность будет расти, потому что мы делаемся сложнее, развитее, а значит, чувствительнее, ранимее. А с другой стороны, мы, погруженные в пучину бесконечных (разумеется, важных и неотложных!) дел, все больше теряем способность удовлетворять эту потребность: наше общение становится суше, стандартнее, примитивнее, нам не до тонкостей! А рядом с нами растут дети. И для них наши семейные отношения - школа общения, уроками которой они волей-неволей будут руководствоваться всю жизнь. Что же они усвоят в этой школе? Какой язык общения мы им передадим? Боюсь, что дальше минимума он не пойдет: «Здравствуйте - до свидания - спасибо - пожалуйста - уступи тёте место, сними шапку...» А увидеть огорчение в глазах сестренки, почувствовать усталость в походке матери - кто этому научит?

«Мама, мама, смотри, как здесь смешно написано: «глаза кричали», разве могут глаза кричать?» - смеясь, спросила девочка лет шести. Она сидела рядом с мамой в электричке и заглядывала в книгу, которую та читала. Мать огорчилась: «Глупышка, читать ты уже научилась, а не знаешь, что глаза могут не только смотреть и плакать, но и говорить, и кричать, и о человеке могут рассказать: хороший он или так себе, глупый или умный, добрый или злой... И что он чувствует, тоже расскажут. Вот я сейчас по твоим глазам вижу: ты мне не веришь, так?» Девочка удивленно подняла брови. «А теперь ты удивилась: как, мол, это я узнала, а вот сейчас смутилась, верно? А ну-ка угадай, что тебе скажут мои глаза?» Девочка с любопытством уставилась на мать, а та сощурила глаза в ласковой улыбке. «Ты меня любишь...» - неуверенно протянула девочка. «А так»? - мать грозно нахмурила брови, хотя глаза её продолжали смеяться. «Ты сердишься?.. Только понарошку!» - торопливо добавил а девочка, и обе рассмеялись довольные. «Давай ещё так поиграем», - попросила девочка, но мать остановила её: «Потом. Глазами надо разговаривать без слов, а мы с тобой разболтались, другим мешаем». Остальное время они, ехали молча, лишь иногда взглядывая друг на друга и улыбаясь - «разговаривали глазами».

Мы уклонились от темы? Нет! Вот письмо: «Зачем она мне - родня-то? - спрашивает Николай X. из Харькова. - Только и слышу: родню надо уважать, родню надо ублажать. Вот у меня есть Петро и Генка - друзья, девчонка есть хорошая - женюсь скоро, мать, отец, сестра - вот моя родня. Других прочих знать не хочу!» Как претит этому молодому человеку меркантильный подход к родне. Не хочет он никаких родственных протекций, экономической и моральной зависимости от родственников - этим, признаюсь, он мне очень симпатичен. Но настораживает его категорическое: «Остальных прочих знать не хочу!» А мать «хорошей девчонки», самый близкий ей человек? А будущий муж родной сестры? Неужели и их «знать не хочу»? Да это же эгоизм чистой воды: дорожу только теми, кто мне самому нужен. Нет, так тоже не годится. А что годится? И для чего вообще нужна в наше время родня?

Когда-то это понятие четко определяло: это свой, остальные чужие. И в мире насилия, где царил закон «человек человеку - волк», это было необходимо. Так обеспечивалась защищенность каждого человека и особенно ребёнка во враждебном и холодном мире. Мы хотим построить мир, где «человек человеку друг, товарищ и брат». Вдуматься только - брат, то есть самый близкий, родной человек, с которым вырос, которого знаешь, как самого себя.

В сложнейшем деле воспитания нового человека родственные отношения должны, на мой взгляд, сыграть особую роль, отличную от прежней. Чужие люди вдруг становятся для тебя своими. Непривычно, неловко сначала, но, желая хорошего своему, постараемся полюбить тех, кто ему близок, почувствовать его чувствами. Трудно? Конечно. Но - надо! По крайней мере надо очень постараться. И тогда родной дом для каждого ребёнка станет той эмоциональной нравственной средой, очень индивидуальной, очень личной, в которой разовьется его чувство доверия и любви сначала к своим близким, потом к землякам, к соотечественникам... чтобы с каждым можно было «разговаривать глазами».

Вы считаете это необязательным? Хватает дружеских связей, сослуживцев и «нужных» людей? И вообще эта идиллия маловероятна и выглядит слишком приторно? А вы попробуйте вспомнить о брате не тогда, когда на даче надо делать забор, а просто так, ради него самого. Может быть, когда-нибудь такое будет не исключением, а правилом? Пока же пусть останется личным делом каждого.