Ирина Зартайская - автор совсем ещё молодой. Она пробует себя в редком по нынешним временам жанре маленькой сказочной притчи, причём такой, когда её героями, как правило, становятся предметы, вещи, явления окружающего мира, - наделённые живой душой или человеческим характером. Когда-то популяризатором и вдохновителем этого жанра был писатель Феликс Кривин, многие пытались продолжить его традицию, но бросали на полуслове.

Трудно придумать что-то новое, трудно найти необычный сюжет, а самое главное - очень трудно найти свою интонацию.

Ирина Зартайская только начинает эти поиски, но, мне кажется, с сюжетами и интонацией у неё всё в порядке. Может быть, записной критик почувствует в её сказках некоторый перебор сентиментальности, однако этот недостаток проходит с возрастом. Зато она умеет находить неожиданную концовку. Неожиданную для читателя - сама-то она как автор, скорее всего, от концовки и отталкивается. И выстраивает свои маленькие истории в полном соответствии с выбранной архитектоникой.

Сказки Зартайской рассчитаны одновременно и на детей, и на взрослых. Мы уже не раз обращали внимание на это свойство многих современных детских писателей - наивную взрослость или детскую серьёзность. Подобные качества, кстати, нередко присущи именно молодым - они ведь и сами ещё находятся в некоем «полувозрасте», приглядываются к нему, вспоминая своё недавнее детство и примериваясь к близкой взрослости. Сказать по правде, мне иногда хочется остановить мгновенье, законсервировать это «невзросление», столь богатое на простодушие и искренность.

Сказочнику и то, и другое просто необходимо: простодушие даёт веру в написанное, а искренность превращает чтение в маленькое счастье. Даже когда истории получаются грустными.

Вспомним классику - Андерсена, например. В конце концов, что за детство без грусти и печали? Сказки Ирины Зартайской, на мой взгляд, хороши ещё и тем, что в них нет никакой дидактики, они ничему не учат, - вернее, если чему и учат, то подспудно, сквозь незаметные, но точные детали. А вот это уже признак настоящей литературы.

 

Они с самого раннего детства были подругами. Катя и Маша.

И если спросить сейчас у Кати, когда в её жизни первый раз появилась Маша, то она не сможет вспомнить - так это было давно.

У них всегда были общие секреты, которыми они делились друг с другом шёпотом, сидя под столом. Катя всегда говорила «Тс-с-с!!!» и приставляла указательный пальчик к губам - и Маша молчала.

Когда они играли, то время летело для них незаметно быстро, как будто кто-то переводил стрелки часов специально, чтобы им не осталось времени побыть вдвоём.

Куда бы Катя ни шла - Маша была рядом с ней. Они смеялись и называли друг друга сестрёнками.

Но годы шли и шли, вперёд и вперёд... И однажды морозным зимним вечером, Катя посмотрела на свою подругу, приложила указательный пальчик к губам и сказала:

- Я так повзрослела, а ты так постарела.

И ушла.

А Маша осталась сидеть одна в тёмной комнате. Она молчала, а по её пластмассовым щёчкам тихо катилась невидимая кукольная слеза.

 

В коридоре, на самой верхней полке, где всегда было темно и пыльно, лежала вязаная оранжевая шапочка с беленьким помпончиком. Шапочка лежала там и зимой, и летом... Она лежала там всё время, просто потому, что про неё забыли.

Иногда шапочка слышала, как там внизу её хозяйка Валя сетует на то, что ей совершенно нечего надеть и что на улице такой холод, а нормальной шапки нет. В такие минуты шапочке хотелось крикнуть: «Ну как же?! А я?! Вот она я!» А Валя только возмущалась и уходила, хлопнув дверью.

И вот однажды дверь так сильно захлопнулась, что шапочка свалилась вниз, на пол. И тут же её схватил в зубы Енька, стал носиться с ней по квартире, и играть, и весело тявкать...

Шапочке не слишком-то это понравилось, но всё же ей было веселее, чем в одиночестве лежать на тёмной гардеробной полке.

Когда вечером Валя вернулась домой, по всему дому тут и там валялись оранжевые нитки, Енька мирно спал на своём коврике, а под его лапой лежал маленький скомканный грязный помпончик.

 

- Вот это штука! - сказал прохожий, тыкая в неё пальцем и громко хохоча. - Понавесят же всякого!

- Смотри какая штука! - взвизгнула девушка, желая привлечь внимание своего кавалера. Но он только мрачно кивнул и потащил спутницу за собой.

«Да что же такое «штука»?», подумала та самая Штука, про которую все говорили. И когда в очередной раз она услышала знакомые восклицания, то не удержалась и тихонько так, деликатно спросила:

- Простите, пожалуйста, что я к вам обращаюсь, но что такое «штука»?

Прохожие сперва отшатнулись, а затем просто покатились со смеху. Особенно надрывался человек с бородой: он так смеялся, что его борода подскакивала вверх-вниз, вверх-вниз.

- Ой! Да она ещё и говорящая! - раздавалось со всех сторон.

Штука была в замешательстве. Такого она не ожидала. Не то чтобы её это сильно задело, но всё-таки.

Когда всеобщее веселье поутихло, Штука повторила свой вопрос, но уже более решительно:

- Простите, но не могли бы вы всё же объясниться? - твёрдо сказала она.

Человек с бородой, стараясь сдержать смешки, начал ей объяснять:

- Ну, Штука - это такая вещь, ну такая несуразная вещь. - тут он замялся.. ну, такая непонятная что ли. - улыбка на его лице сменилась выражением задумчивости. - Ну, это что-то вроде. В общем, я не знаю. - выдохнул он.

- Почему же тогда все меня так называют, если даже не могут объяснить, что это такое? - Штука так расстроилась, что казалось, готова была заплакать.

И тут из толпы выглянул мальчик, он подошёл к Штуке, погладил её и сказал:

- Да ты не расстраивайся, «Штука» - это очень полезная вещь. Никогда не знаешь, когда она тебе может пригодиться, но для чего-нибудь она обязательно подойдёт! И ты тоже понадобишься, ты только подожди! А как только это время придёт, тебя сразу же перестанут называть Штукой и придумают тебе твоё собственное имя.

- Правда-правда? - спросила Штука

- Правда-правда!!! - ответили все.

Теперь Штука знает, что она только пока что «штука», но скоро у неё будет своё гордое имя. А прохожие больше не тыкают в неё пальцем, они проходят мимо неё и думают: «Вот так Штука! Обязательно кому-нибудь пригодится!»

 

- Охо-хо-хо. Опять утро, - зевнуло Солнышко. - Как же рано приходится вставать!

Оно не спеша надело свои лучики, посмотрелось в зеркало и осталось весьма довольно: «Нет, всё же я ослепительно красиво.».

Выходя на небо в это утро, Солнышко пребывало в прекрасном настроении, несмотря на то, что не слишком-то выспалось.

Тучек сегодня не было, так что можно было вдоволь покрасоваться и посветить.

Напевая какой-то мотивчик, услышанный с утра по радио, Солнышко топало в привычном ему направлении и поглядывало вниз, на землю. А на земле было столько всего интересного: мчались машины, гудели пароходы, люди спешили на работу, в магазины, в театры и кино, а ученики 121 школы играли в футбол.

Тут Солнышко остановилось.

«Вот здорово! - подумало оно - Как же мячику весело, с ним бегают, смеются, а я тут совсем одно.».

И погрустневшее Солнышко собралось было идти дальше, но тут его осенило: «Ой! Ой-ой-ой! Минуточку, как же я забыло!».

И, с трудом дотянувшись до своего шкафчика, так, чтобы не сойти с неба, оно чего-то достало и в следующую минуту уже радостно натягивало на себя какой-то клетчатый комбинезончик:

- Так-так-так. - бурчало Солнышко себе под нос - Здесь вот так утянем, ага. Ой, чуть не забыло!!! - и оно опять потянулось к шкафчику.

Теперь всё было готово: довольное Солнышко было похоже на футбольный мячик, только с прорезями для глазок, а на небе светила лампочка дневного света из его комнаты.

- Пойду, поиграю! - улыбнулось Солнышко.

И оно упало прямо на поле, к ребятам. Комбинезон утянул его так, что оно стало размером не больше обычного мяча, к тому же, ткань не нагревалась, и поэтому никто не мог обжечься.

Ребята, завидев новый мячик, так обрадовались, что закинули старый подальше и совсем про него забыли.

«Ой, как хорошо, что мой комбинезон противоударный, - думало Солнышко, летая по полю. - А то бы я вечером устало синяки замазывать.»

Несмотря на то, что его пинали и валяли, а пару раз окунули в лужу, ему всё равно было очень весело. Так весело, что оно совсем забыло про небо, лампу, которая уже стала тускнеть, и про старый мячик, одиноко лежавший в траве. Но тут ребята с такой силой ударили по Солнышку, что оно отлетело далеко-далеко и шмякнулось совсем рядом с мячом.

- Уф-ф. Привет! - бодро сказало оно. - Ты чего грустишь?

Мячик надулся:

- А ты как думаешь? Я так люблю играть, меня же для этого и создали, а теперь бросили!

- Ай-яй-яй... - протянуло Солнышко. - А ведь правда, я же вовсе не мячик.

И вдруг вспомнило голубое небо, мягкие облачка, в которых оно так любило валяться и свою уютную квартирку.

- Ах! У меня же лампочка перегорит!!! - спохватилось оно и повернулось к мячику. - Ты уж извини меня, я так больше не буду! Тут у вас, конечно, весело, но всё равно это не для меня!

Мой дом там, наверху, и мне уже пора идти!

- Вот-вот! Ты там намного лучше смотришься! - с некоторой обидой в голосе, но уже более дружелюбно ответил мячик.

Через пять минут Солнышко уже шло дальше по небу. Теперь оно торопилось: ведь столько времени было потеряно!

Оглядываясь назад, оно увидело весёлый мячик, который снова был в игре, и подумало, что всё-таки каждый должен делать то, что ему положено и не пытаться быть кем-то другим, даже если этого очень хочется!

 

- Да кому он вообще нужен! - возмутился человек в чёрном берете.

- И зачем его сюда поставили, спрашивается? - фыркнула рыженькая девушка, поправляя на ходу туфельку, чтобы не отстать.

Когда их шаги стихли, он горько вздохнул. От этого свет задрожал и, как ему показалось, стал ещё тусклее. Ну да, может он и не самый яркий фонарь в этом городе, но ведь разве он в этом виноват? Он старается светить изо всех сил, как раньше!

Почему же у него ничего не выходит? Ведь он прекрасно помнит то время, когда люди, проходя мимо него, жмурились.

Теперь же бледный свет еле освещал почерневший от дождя асфальт. Фонарь уже знал все неровности на дороге, пересчитал все камушки и теперь думал, чем бы ему заняться. В этот момент на асфальте показалось что-то оранжевое (или красное?), он никак не мог понять, что это и как здесь очутилось - ведь он не слышал никаких шагов. За то время, что его здесь поставили (а поставили его с начала лета), он научился различать шаги человека и животного, но это было нечто иное.

Пока Фонарь размышлял, Нечто Иное принялось вертеться, кружиться, смеяться и. летать!

- Ты кто? - осторожно спросил Фонарь.

- Я? Кто я? Вот забавно! Ты целое лето простоял рядом со мной, а теперь спрашиваешь кто я? Нет, это действительно смешно! - и Что-то засмеялось так громко, что Фонарю стало не по себе. Как же так? Не мог же он не замечать Это раньше!

- Простите, но я вас не помню. - свет почти совсем погас, так Фонарь расстроился.

- Нет-нет!!! Только не гасни! Без тебя так страшно! - оранжево-красное мелькнуло совсем близко. - Это же я, листочек, я просто поменял цвет! Видишь, теперь я похож на тебя! Здорово, да?

Ну конечно, как же он раньше его не узнал! Ведь листочек каждую ночь жался к нему и приятно щекотал.

- А почему ты изменился? - мигнул Фонарь.

- Так ведь осень! Разве ты не знаешь? Осенью всё меняет цвет!

«Осень? Так значит, и я тоже меняю цвет! - догадался Фонарь. - Вот здорово!»

Он огляделся вокруг, но листочка нигде не было видно.

- Эй! Ты где? - нет ответа. Только дождь и ветер перешёптывались так, как будто что-то затеяли.

Фонарь опять остался один. Но ему уже не было так грустно.

Теперь он знал, что он просто МЕНЯЕТ ЦВЕТ!

 

«Дзынннь...» - сказал про себя Ветряной Колокольчик и вздохнул.

За окном мела метель, ветер гонял снег и вертел снежинки.

А там, где висел Колокольчик, ветра не было вовсе.

На веранде старого деревенского дома было темно, пыльно и тихо. Лишь изредка легонько похлопывала замком дверь, и слегка приподнимался тюль на заклеенном окошке. В такие минуты колокольчик пытался уловить хоть немного ветра, но все его попытки оказывались тщетны.

Так было каждую осень, зиму и даже весну.

Зато приближения лета Колокольчик ждал с нетерпением.

Ведь именно тогда приезжали из Города Люди. Они-то и привозили с собой ветер. Колокольчик каждый раз трепетал, когда слышал их неспешные шаги по деревянной лестнице, потом звон ключей, несколько оборотов замка... И на веранду радостно врывался ветер:

«Привееет!» - гудел он.

«Дзиннннь!!!» - радостно отвечал ему Колокольчик.

Но в это лето Люди не приехали. Не приехали они и на следующее. И когда Колокольчик уже совсем было отчаялся, на ступеньках послышалось знакомое шарканье... Со скрипом отворилась забывшая о том, что ещё может открываться, дверь...

И на пороге появились Люди, а затем, расталкивая их, с шумом влетел ветер.

Но Колокольчик даже не обратил внимания на его громогласный «Привееееет!» и ответил как-то тише, чем обычно, потому что его внимание привлекло совсем другое.

На пороге, неуверенно держась за Людей, стоял Маленький Человек. Он изумлённо смотрел на Колокольчик своими большими чистыми глазами и показывал в его сторону маленьким пальчиком.

- Это Колокольчик, - сказали Люди, и Маленький Человек улыбнулся.

- Коякочик, - невнятно вымолвил он.

Колокольчик весело зазвенел, а Маленький Человек звонко рассмеялся.

Незаметно пролетело лето, и когда Колокольчик увидел, что Люди собираются в Город, ему стало очень грустно. Он подумал об осени и о зиме... И ещё о том, как же долго ждать следующего лета.

Люди уже стояли на пороге, в последний раз впуская на веранду ветерок, когда Колокольчик зазвонил им на прощанье. В этот момент Маленький Человек обернулся, посмотрел на него, и в его больших глазах показались слёзы.

- Коякочик... - шмыгнул он носом.

Тогда Люди улыбнулись, сняли со стены удивившегося Колокольчика, и протянули его Маленькому Человеку, просиявшему от радости.

Теперь Ветряной Колокольчик живёт в Городе, на Балконе. И когда к окошку подбегает Маленький Человек, Колокольчик старается зазвенеть особенно громко. Примерно вот так:

«Дзинннннььььь-дильнь-динь-динь!!!!!! Дзиннннньььььдильнь-динь-динь!!!!!!»

 

Баю-бай сидел у себя в люльке, когда в дверь осторожно постучали.

- Войдите... - сказал он как можно громче и, приподнимаясь, задел головой погремушки.

На пороге появился маленький Волчонок, робко поправляющий растрепавшуюся от ветра шерсть. Глазки-пуговки смотрели испуганно, но с интересом:

- Это вы Баю-бай?

- Я... - Баю-бай отодвинул в сторону бутылочку с молоком и потихоньку выбрался из-под одеяла.

- Это очень хорошо... - Волчонок замялся. - Мама сказала, что вы мне объясните...

Тут он набрался смелости и выпалил:

- Почему в колыбельной поют:

 

 

Ведь я никого кусать не хочу!

Баю-бай плюхнулся обратно в одеяло и вздохнул.

Когда-то, придумывая колыбельную, он ужасно долго мучился именно над этой строчкой, ему никак было не найти рифму к слову «бочок». «Волчок» - единственное, что пришло в голову.

А волки обычно кусаются. Вот он и...

Баю-бай взглянул на Волчонка, переминающегося с лапы на лапу в ожидании ответа.

- А ты бы как спел? - спросил он.

- Ну, я бы спел...

Придёт серенький Волчок И обнимет за бочок!

Баю-бай залез под подушку и достал оттуда маленькую зелёную тетрадку с надписью «Колыбельные»:

- Сейчас исправим! - улыбнулся он.

Волчонок зажмурился от радости...

Когда он открыл глаза, вокруг было темно.

Волчонок испугался и закричал:

- Мамаааа!

- Что случилось, малыш?

Мамин голос был совсем близко, и Волчонку стало спокойнее.

- Баю-бай обещал мне, что исправит песенку, и вдруг исчез...

Мама ласково лизнула Волчонка за ухом:

- Спи, мой хороший... Я уверена, что он выполнил своё обещание.

И когда Волчонок, засыпая, перевернулся на бок, он услышал тихий мамин голос:

 

 

Во дворе дома номер 17 по улице Кошкина, жил Кот Рыжик.

Рыжик был не похож на других дворовых котов, которые спали в подвале на тёплой трубе, потому что он всегда оставался на асфальте и ужасно не любил умываться. Но в этом его можно было понять: ведь после каждого дождя у него смывалась то лапка, то ушко и поэтому он всё меньше и меньше становился похож на Кота. Вот после сегодняшнего ливня, например, у него совершенно стёрся носик и правые усики. Рыжик печально смотрел в небо на проплывавшие тучи и думал, что скоро, наверное, совсем исчезнет.

Возможно, именно так и случилось бы, если бы в доме номер 17 по улице Кошкина, во втором подъезде справа не жила Девочка Катя, которая очень любила гулять по воскресеньям после обеда. (А надо сказать, что когда Кот Рыжик печально смотрел в небо и думал, что скоро, наверное, совсем исчезнет, было именно воскресенье и именно это самое «после обеда».) Поэтому Девочка Катя затянула покрепче резиночку для волос, поправила на ней рыженький бантик, застегнула беленькие сандалики и, поцеловав бабушку, выбежала во двор.

И в то время, когда она обходила одну за другой лужи, она увидела нарисованные на асфальте круглые рыжие глаза. Другая девочка на её месте, наверное, прошла бы мимо, но ведь эта была именно Девочка Катя, поэтому она остановилась и сказала:

- Ой! Зайчик!

Кот Рыжик очень удивился, но возразить не смог. А девочка Катя в это время нашла отколовшийся от кирпича кусочек и старательно вырисовывала на асфальте большие заячьи уши, лапки, хвостик и усики.

Во дворе дома номер 17 по улице Кошкина, жил Рыжий Зайчик...