ДОМОЙ
Начало ноября 1996 года выдалось холодным и дождливым. Рано утром Денис и Нина пошли меня провожать. Надо было как-то добираться до Назрани, а потом во Владикавказ. Нина продолжает рассказывать об обычаях чеченцев, и наконец следует обобщение: нам надо учиться у чеченцев быть народом.
Г оворит горько, потому что знает: отъезд неминуем. Яшу тянет на родину. На Украину. Но кто и где их ждет?
Денис рассказывает одну из историй, про которые не знаешь, анекдот это или правда. Денис говорит, что это событие точно состоялось.
Дорожный патруль останавливает автобус.
— Всем мужчинам выйти, остаются только женщины!
Мужчины выходят. Патруль заглядывает в автобус и видит мужчину.
— Ты почему не вышел? Ты что, женщина?
— Да, я женщина. Мужчины воюют в горах.
Так, говорят, и остался бедняга сидеть. Не вышел...
Моросит дождь. Многочисленные лотки закрываются полиэтиленом. Смотрим, на чем бы уехать. Вдруг Нина как будто ни с того ни с сего говорит:
— Ты дай знать, если тебе будет плохо. Вот мы устроимся и тебе обязательно поможем. Мы помогаем друг другу — такая у нас семья. Про нас не забудь, когда будет плохо.
В глотке запершило. Стоит автобус с табличкой «Грозный», и мне почему-то жаль, что искать я буду другой автобус. С другой табличкой. Не будет Яша выглядывать в окно, поджидая меня. Не увижу я иф Дениса с кошкой, не услышу рассказов русской учительницы Нины о народе, с которым она разделила хлеб и соль. О Кавказе, который должна покинуть навсегда.
Единственный автобус во Владикавказ из Слепцовска ушел. Добираюсь до Назрани, а там — печальный Чермен, место противостояния осетин и ингушей. Коротаю часы на автовокзале в Назрани.
Захожу в забегаловку. Подсаживаюсь к столу, за которым неспешно поглощает лагман молодой человек. Его зовут Магомет Котиков. В глазах — нездешний свет и редкое для такого возраста спокойствие. Он учится в слепцовском духовном заведении. Будет имамом. Не скоро. Но будет.
— А это правда, что по Корану можно убивать неверного?
— Убивать нельзя не по Корану. Убивать вообще нельзя.
— Нет, говорят, что по Корану... — это опять я.
Магомет терпелив к заблудшей овце и снова, как в первый си. повторяет: «Убивать нельзя вообще».
Ну а как же... — начинаю было я.
Магомет произносит отчетливо:
— А мы народ плохой. Сначала надо посмотреть, почему это именно с нами происходит. Почему?
Покаянный мотив на дорогах войны дорогого стоит, как сказали бы в былые времена.
Через окно вижу какой-то странный автобус. Выбегаю к платформе. И правда! Огромные колеса. Маленькие окна зарешечеИ1.1. Корпус самого автобуса раза в два ниже обычного. Как будто кто-то сдавил автобус и поставил на высокие колеса. Получился модернизированный «воронок».
Люди входят в автобус по высоким ступенькам; Идут молча, сосредоточенно. Куда же может идти такой монстр? Подлетаю к шоферу:
— Вы едете во Владикавказ?
— Да.
— Возьмите меня с собой.
— Нет! Мы не можем делать там остановку.
— Ну пожалуйста, всего на минутку, а то я доберусь до Владикавказа ночью, а мне негде ночевать.
— Не могу. Не позволят. Еду с сопровождением.
Бегу к начальнику автовокзала. Прошу замолвить словечко. Выходим к платформе, от которой через несколько минут отойдет тюрьма на колесах.
— А-а-а, этот, что ли? Этот не возьмет никогда. Его сопровождает в пути осетинский ОМОН. Видите, какие номера на машине? Ингушские. По Осетии пройти не могут. А людям надо ехать домой. Это — Джейрах...
Джейрах! — резануло ухо и сердце... Так захотелось сесть в этот автобус и проделать весь путь через Осетию в высокое горное селение Джейрах, где живут ингуши.
Значит, война еще идет. Продолжается.
Последний человек поднимается в автобус. Предъявляет билет строгому контролеру. Из маленьких зарешеченных прорезей выглядывают молчаливые лица стариков, женщин, детей. Автобус со взрывоопасным номером движется в сторону Осетии.
Джейрах... Джейрах... Сколько раз за зиму прозвучит название этого местечка по телевидению: подорвалась машина с солдатами... погибли люди... провокация на пути к Джейраху...
Если буду жива, проеду этой дорогой через год. Если буду жива...
Идем по Чермену. Месту боев между осетинами и ингушами. Чеченка просит довести ее до автобуса, который идет во Владикавказ.
Пока собираются пассажиры, время кипеть диспуту.
— Не знаю, как кто, а осетины — народ нормальный, — говорит немолодая женщина.
— А армяне нет? — вспыхивает сосед.
- Я ничего не сказала плохого о других, я просто говорю, что мы, осетины, народ нормальный...
— Значит, ингуши ненормальные?
Взрыв готов. Его прерывает поднимающийся в автобус мужчина. Широко улыбаясь, произносит текст;
— Официально объявляю всем: лучший в мире народ — чеченцы!
Голос из кабины шофера прерывает гул:
— Леди и джентльмены! Дамы и господа! Что за шум? А-а!
Диспут про нации? Внимание! Объявляю: все народы одинаковы. Есть отдельные частные ин-ди-ви-ду-алы.
Отдельным частным индивидуалом никто быть не хотел. Все враз смолкли. Соседка-чеченка осмелела и подвела итоги диспута:
— Как сказал великий казахский поэт Булат Окуджава, у каж-дого народа есть отдельные люди.
На этом и порешили.
Впереди — Владикавказ. А там — Крестовый перевал. И — Тбилиси, все еще говорящий на всех языках.
