ГРАНИЦА
Подсчитываю свои денежки и решаюсь на автобусный вояж Тбилиси — Москва. Билет — около шестидесяти долларов. Выезжаю четвертого декабря. Зима.
Уже с Казбеги начинаются таможенные волнения. Приказано выйти всем мужчинам и закатать рукава. Определяются наркоманы. Мужчины возвращаются, и теперь вплоть до Москвы кипеть диспутам на тему прав человека. Каждый полицейский и таможенный пост имеет свой флаг и герб. Под их сенью чинится разбой и издевательство над человеком, пересекающим границу. Синдром большой общей страны «те живет в нас, и всякий раз перед границей он дает знать о себе. Нам все еще кажется, что это глупые игры, что все должно прекратиться и мы снова поедем друг к другу, как раньше. АН нет! Все всерьез и, похоже, надолго.
У меня на попечении грузинский мальчик. Мама в Грузии, папа — в Москве. У мальчика украли документы. Заверяются какие-то справки. Милиция пишет свое ходатайство. Меня просят помочь мальчику добраться до Москвы. Я опрометчиво соглашаюсь.
Благополучно, хотя и не без нервотрепки, покидаем грузинский пост. Приближается российская граница. Родные пограничники. Нрав их мне известен. В каждый паспорт надо вложить 50 тысяч, и ты пересекаешь границу.
Еще раньше, в октябре, я сделала дурацкую попытку выяснить права человека при переходе границы. Пограничник подвел меня к стенду, на котором висела какая-то бумага со стершимися буквами. Из нее следовало, по утверждению пограничника, что с российским паспортом можно въехать в Россию, но нельзя — в Грузию, а с грузинским паспортом можно въехать в Грузию, но нельзя в Россию. При таком положении неясно, как вообще может существовать автобусное сообщение.
Ирония состояла в том, что именно накануне премьер-министр (а именно им подписано распоряжение) витийствовал на совещании стран СНГ по поводу границ и таможен. Виктор Степанович говорил: ни один столб им не забит на границе.
Лукавил премьер-министр. Лукавил. А может, просто не знает, что делается на границах.
Так вот: на этот раз пограничники окинули опытным взглядом наш автобус и положили собрать с нас дань в шесть миллионов рублей.
Среди нас были старые и больные люди, не имевшие лишних денег. Уже отсеялись те, кто не имеет денег совсем. Беженка ехала из Дманиси в Ставрополь к мужу, не успев прописаться в России. У нее не было ни копейки. Разгоряченная, она выскочила из автобуса, оставив с одной ноги поношенную туфлю.
Пока шел сбор денег, проверялось право на переход границы моего подопечного мальчика. Тут выползла я со своим ходатайством от Фонда Ролана Быкова. Молодой пограничник скрылся. Через несколько минут вышел другой, постарше. Он объявил, что по распоряжению премьер-министра России граждане без российской прописки не имеют права пересечь границу России.
— Ваш автобус возвращается в Тбилиси.
Шофер Дима, уже почти все уладивший с шестью милиционерами, впал в отчаяние:
— Я же просил вас, Эльвира Николаевна, не возникать...
Все в автобусе сжались. Камни пока в меня не полетели. Дима по опыту знал, что главным условием преодоления границы является мое отсутствие в автобусе. Имеющая абсолютное право въехать в Россию, я должна автобус покинуть. Таково требование пограничников.
Выхожу из автобуса в глухую кавказскую тьму. Граница закрывается в десять вечера. Откроется в шесть утра. Отчаянно ревет Терек. Пена волн бьется о горные теснины, и таким ничтожным кажется твое единичное существование, и уже совсем непристойными выглядят подвиги пограничников.
Вот я в Дарьяльском ущелье. Одна. Ночь. Ветер срывает одежды.
Приглядевшись к тьме, обнаруживаю караван из «КамАЗов». Это российские военные едут за бензином. Их не пропустили. Они будут стоять ночь. Начальник колонны нещадно матерится. Кажется, еще и пьян. Стучу в один «КамАЗ», в другой. Наконец шофер одного из «КамАЗов» впускает меня в кабину. Армянин из Тбилиси. Служит в российских войсках по контракту. Кабина отапливается только на ходу. Пытаемся пристроиться на отдых. Мне предложено растянуться. Сам Альберт, шофер то бишь, умеет спать, положив голову на руль. Опрокинувшись на спину, вижу, как каменная громада надвигается на меня — это сквозь окно «КамАЗа», пробивая темень ночи, выступают в своем безмолвном величии белые скалы, и никакие философские мысли не одолевают меня. Одна лишь жалобная нота звучит в мозгу моем: «...Сколько же может еще длиться мое дурацкое путешествие по Кавказу? Где мой автобус? Где веши мои? Где моя Родина и есть ли она?»
Альберт смотрит на часы. Через десять минут граница закроется. Он все еще надеется, что сегодня мой автобус не пересечет границу и завтра утром, при новой смене, я выеду на просторы родины чудесной.
Но наш автобус, ведомый великим дипломатом всех времен и народов Димой, уверенно теснит другие машины и, тяжело переваливаясь, покидает пределы Грузии. Еще минута — и он в России.
И тут я вспоминаю, что я гражданка своей страны и с российским паспортом могу пересечь границу. Опрометью несусь к пограничным постам и застаю двух пьяных стражей России. Один из них кричит другому;
— Давай организуй мамашу!
Это относится ко мне. Организовать надо меня. Подходит в дымину пьяный пограничник, неловко и тяжело поигрывая автоматом. Падает шлагбаум. Я — вне России.
Альберт пытается меня утешить. Кормит домашним печеньем. Рассказывает о семье. Переходит на разговор о, каком-то сериале.
Беснующийся Терек глушит наши сонные беседы, и около шести утра мы плавно переходим границу. Мы — это колонна российских военнослужащих, едущих за бензином. Мы потеряли целую ночь.
Молоденький пограничник пытается выяснить, как я попала в «КамАЗ». Неужели мой паспорт — еще не аргумент? Как же Басаев с Радуевым переходят границы?
Силы мои на пределе. Пограничник это понял. Еду с Альбертом в Нальчик, а там — как господь пошлет...
— А вы посмотрите по сторонам. Может, автобус вас ждет? — это Альберт.
— Что вы! Какой автобус! Многие пассажиры ехали к определенному времени на поезд. Не могут же они меня ждать восемь часов...
Нет! Не могут! Все — не смотрю по сторонам.
Альберт снижает скорость. В пятистах метрах от российской границы дремлют какие-то автобусы, сойдя на обочину. Я не знаю номера нашей машины, я вообще ничего не знаю на этом свете. Сердце колотится. А вдруг...
Это смешно и дико помыслить, если тридцать с лишним человек стоят и ждут всего-навсего одну русскую — непутевую женщину, создавшую к тому же всем сплошные неприятности. И все из-за дурацкой привычки лезть всюду, где ее не просят. Альберт тормозит... Еще никого не увидев и не узнав, я спускаюсь с высоких ступенек «КамАЗа» и чувствую, как чьи-то руки подхватывают меня. Мягкий грузинский акцент:
— Послушай, где ты так долго? Мы тебя ждем.
Это старый шофер, сменщик нашего Димы, уже стоял на дороге и ждал меня.
Все в автобусе спят. Я забиваюсь, как мышь, в угол и страшусь пробуждения моих попутчиков. Спят старые люди, приняв неудобные позы, спят малые дети на руках пап и мам, крепко спят молодые люди. Спят, будто ничего не случилось. Впереди почти трое суток.
Ни разу никто не вспомнил мою, мягко говоря, оплошность Даже тогда, когда автобус пришел в Ростов на восемь часов позже и пассажиры выходили в холодную слякотную ночь — и тогда никто не вспомнил русскую, так по-дурацки спутавшую график.
Въезжаем в Москву глухой ночью. Залитая огнем ночная столица манила к себе и завораживала, как манит и завораживает мираж в пустыне.
Мы въехали на Щелковский автовокзал в три часа ночи. Двери вокзала были наглухо закрыты. Достаю две стотысячные купюры и протягиваю Диме, что-то неловко сочиняя про неудобства, которые я всем создала.
Красавец Дима элегантным жестом отводит мою руку и произносит:
— За кого вы нас принимаете?.. Приезжайте в Тбилиси. Мы будем вам рады.
Он находит среди привокзальных шабашников одного своего знакомого, переносит мои вещи в машину. На прощание говорит то, о чем все молчали трое суток:
— Вы хотели помочь одному человеку, а плохо пришлось всем. Мы знали, что вы переживаете. Мы все ждали. Знайте это. Меня душат слезы. Тут же возникла шальная мысль: а что, если с этим автобусом вернуться в Тбилиси?!
Вернуться на Кавказ, где, как бы ни было трудно, всегда найдутся люди, которые не дадут тебе пропасть.
Вернуться в этот горящий котел наций и этносов, сотен языков и наречий, причудливых сочетаний законов предков с бегом времени, нелепых и жарких противостояний и естественной жажды красоты и гармонии.
Войти в первый попавшийся дом и обрести друга и брата.
Я не прощаюсь с тобой, Кавказ!
