ОТ АВТОРА

  Когда же это все началось для меня? Когда?
  Уж не в ту ли ночь на 9 апреля 1990 года, когда, казалось, вся Грузия пришла на проспект Руставели, чтобы вспомнить события годичной давности, а я, забросив в почтовый ящик записку своему другу Тенгизу Абуладзе, бросилась в самую гущу толпы, чтобы разделить с грузинами горечь и боль тех дней, чтобы тихо и молча повиниться, что не смогла приехать год назад. Дома меня предупреждали не мозолить глаза. Но когда я, забывшись, начинала говорить по-русски, ко мне тянулись руки старых и молодых грузин. Неизменно я слышала одну и ту же фразу: «Как жаль, что в этот день с нами мало русских!»
  Ближе к четырем утра, часу, когда год назад залязгали советские танки, в толпе то и дело раздавались крики: «Скорую! Скорую!» Люди падали в обморок при одном воспоминании о тех днях. Помнится мне, чучело генерала Родионова горело совсем не так, как показывало телевидение. По сути, это было фольклорное действо, когда народ сжигал свои страхи, свои наваждения. С остатками пламени уходила боль. Выпрямлялась спина.
  Откуда было знать, что в этом пламени уже был другой знак. Тогда погибли двадцать человек. Через полтора года, когда я пряталась от бомб в блокированном Сухуми, жертв уже никто не считал. Однажды я забилась в каморку связистов санатория МВО. Там находились русские, украинцы, грузины, не успевшие выбраться из кромешного ада. Света не было. Не было хлеба. Горели одинокие свечи. Штормило море, и с определенной частотой проносились над нами и разрывались в районе Эшер бомбы. Чьи это были бомбы? Разобрать было невозможно. Ощущение ирреальности происходящего, ощущение, что это не должно было случиться, оказалось самым сильным. Но это случилось. Империя распадалась.
  С тех самых пор, как только выбирается свободное время, я собираю свою котомку и ухожу на целые месяцы по маршруту Чечня - Осетия - Ингушетия - Карабах — Абхазия – Грузия.