Трудолюбие безусловно включает в себя удовольствие, наслаждение от работы и её результатов. Но ведь труд чаще всего связан с суровыми понятиями «должен», «обязан» и не очень считается с разными «хочется, интересно, приятно» и т. д. Какое же может быть удовольствие от необходимости работать?

Вот письмо: «Многие мамы боятся дать в руки своей дочке или сыну грязную тряпку. Меня в своё время часто осуждали: мол, если она такого ребёнка (7-8 лет) заставляет трудиться, то она не мать, а мачеха, которая не любит ребёнка. А сейчас, когда сын вырос хорошим мне помощником, они же и завидуют» (Т. Михайлова, Днепропетровск). Завидуют, потому что просчитались: спасая от труда своих подрастающих детей, они обрекли их на неприспособленность к жизни, на черствость и эгоизм...

Да, домашний труд бесконечен, однообразен, неблагодарен, непроизводителен - все так. Как и большинство женщин, испытываю это на себе ежедневно. И ворчу, и дохожу до отчаяния: «Да когда же эта каторга кончится?!..»

И все же, все же... хочу сказать этой «домашней каторге» своё материнское похвальное слово. Без всякой иронии. Да, игра для детей необходима, это главная форма их жизненной деятельности. Но игра - это для себя. Да, творчество детей - все виды творческой деятельности, конечно, крайне нужны для развития личности. Но - своей личности. И учение с увлечением - развитие разнообразных интересов - прекрасно! Но и здесь - своих интересов. Даже самообслуживание - и то обслуживание себя. А что остается для других? Вот здесь и выручает домашний труд. В нем я вижу главную и едва ли не единственную возможность для ребёнка с самого нежного возраста не на словах, а на деле помочь другому, ощутить радость и гордость отдачи. Вот оно - главное удовольствие от трудовых усилий - ощущение своей полезности, нужности людям. Но это ощущение не приходит само собой. Оно питается благодарностью тех, для кого ты делаешь что-то, А если её нет, если твой труд не ценят - приходят горечь, обида, злость, отвращение к делу, к людям.

«Не знаю, как кому, но мне приходится убирать дома каждый день, - пишет девочка из Сахалинской области, - семья собирается только к вечеру. И за один вечер, оказывается, можно всю мою работу свести на нет. Я прихожу домой с кружка часов в восемь. И что же? От идеальной чистоты нет и следа. Там половики сбиты, там пепел на скатерти, сигареты в цветах торчат. Посуда после ужина на столе. Явно дожидается меня. А мне ведь ещё и уроки сделать надо. От обиды даже плакать хочется. Едва сдерживаюсь, чтобы не крикнуть: да что я, бесплатная домработница?!

Сам физический труд меня нисколько не тяготит. Часто убираю даже с удовольствием. И вот вам плата!.. Знают, что много уроков, что опять буду сидеть до 12 часов ночи, и все равно никакой помощи и благодарности, а в мозгу одно: все равно завтра опять будет грязно».

Вот так. Сколько «любовных лодок разбилось о быт» именно по этой самой причине. Неблагодарность - признак великой непорядочности, будем это помнить.

Есть в работе ещё одно высшее наслаждение, доступное лишь мастерам, - это гордое ощущение своего могущества, уверенности в том, что «это я смогу, сумею, это дело мне по плечу». Долог и труден путь к такому мастерству, а начинается он с детства, с ученичества, с первых стараний сделать всё на самом высшем уровне - так, что «лучше не могу». Главные помехи на этом пути - снисходительность, нетребовательность, незаслуженная похвала, равнодушие окружающих.

Что-то в последнее время взрослые стали усиленно печься о том, чтобы их детям было легко - облегченно! - жить, буквально «играючи-припеваючи». Не избежали этой ошибки и мы в своей семье. В книге «Мы и наши дети» читаю теперь с немалою досадой на себя: «...у детей нашими стараниями все больше появлялось всегда доступных для них вещей, начиная от спортивных снарядов и кончая всевозможными инструментами и строительными материалами, все это помимо обычных игрушек, кукол, которых у детей было тоже много». Сейчас я вижу во всем этом по крайней мере три существенных просчета. Избыток - раз, а от него небережливость, поверхностность в использовании и привязанностях (что называется, «поматросил и забросил»). Второе - сверхдоступность: нет нужды в напряжении, преодолении, все достается слишком легко и просто. Это плохо: расслабляет волю, не дает почувствовать, на что же ты способен. И наконец, третье - смешали игру с работой: вещи, предназначенные для какого-то дела, серьёзных занятий (книги, инструменты, приборы, краски, бумагу, домашнюю утварь, хозяйственный инвентарь), отдали детям «в игрушки». И получилось: кое-как построгали, кое-что посверлили, бумагу краской испачкали, новые гвозди вбили в ненужный чурбак, на токарном станке попробовали поточить - на полдороге бросили и т. д. и т. п. Ни количества, ни качества...

И совсем стало бы худо, если бы не одно обстоятельство, выручившее нас: мы-то сами, отец в мастерской, а мать на кухне, не играли, а дело делали. А ребята помогали. То, что позволили ребятам мы, дело позволить не могло. Вот эта жизненная необходимость и помогла нам со временем понять проверенное веками: делу - время, потехе - час.

И ещё поняли важнейшее: хочешь ребёнка увлечь Делом всерьёз - сам влюбись в это дело и стань в нем мастером. И пусть ребёнок вместе с тобой ощутит радость преодоления, восторг открытия. В этом и заключается секрет приобщения человека к труду.

Как-то задали сыну-шестикласснику сочинение на тему: «Дело мастера боится». «Странная какая-то пословица, - сказал он мне с недоумением, - почему боится то?» Я согласилась: «Лучше так: дело мастеру радуется». «А мастер радуется делу», - добавил сын. Вот это - норма!