Когда я учился в школе, у нас бывали уроки обществоведения. Учитель у доски объяснял всякие скучности и неинтересности, а я поглядывал в окно и придумывал сам для себя весёлые и интересные предметы. И однажды я придумал «Урок муравьедения». Смотрите, какое любопытное слово: в нём есть «муравей» и «муравьед», «мурава» и «ура!», «вьедение» и даже немножко «муры»!

А сегодня у нас целых два поэтических урока, которые можно объединить этим названием. И вправду, вы встретитесь в этих стихах с муравьедом, и поваляетесь на мураве рядом со всякой живностью, и покричите «ура!» с кем-нибудь из весёлых обитателей нашей поэтической поляны. К тому же вы можете очень «въедливо» вчитаться и вслушаться в стихи и найти в них достаточно муры и всякой ерундистики – потому что во многих этих стихах происходит что-то необыкновенное, иногда даже несуразное, но, по-моему, всегда доброе и весёлое.

Первый урок проводит поэтесса Мадлен Лей (1901-1981) – автор знаменитого в своё время романа «Оливия» и многих стихов для детей. В свои поэтические сборники Мадлен Лей включала стихи, которые она написала ещё подростком, – она на всю жизнь запомнила детские ощущения от своего собственного открытия мира и постаралась запечатлеть их в «застывших картинках»: в них подчас мелкие и, казалось бы, несущественные детали, увиденные внимательным ребёнком, становятся настоящими событиями его душевной жизни. И тогда мы вместе с героиней стихов начинаем понимать, что на свете есть красота и целомудрие, одиночество и сострадание, и сопереживание первым находкам и утратам.

Автор второго урока – знаменитый французский поэт Робер Деснос (1900-1945). Многогранный поэтический талант и личное мужество (во время оккупации Деснос стал видным представителем движения Сопротивления, был арестован гестапо и умер в концентрационном лагере) навсегда вписали его имя в список лучших людей Франции ХХ века. Незадолго до ареста он отдал издателю две книжки детских стихов: обе они – «Песенки-цветы» и «Тридцать песенок-басен для послушных детей» – вышли в подполье, в 1944 году, и уже после смерти поэта стали любимым чтением французских детей.

В общем, я надеюсь, что, побывав на этих уроках, наши юные читатели смело потопают в школу и найдут в ней достаточно интересности и пользы.

 

Бледное солнце, в печи уголёк –

они не краше, чем ты,

малиновка зимняя,

огонёк

радости и чистоты.

 

Телёнок, маленький, курчавый,

лежит на травке, за канавой,

лежит, в дремоту погружён,

к земле весь день прикован он –

нет, не железной цепью мрачной,

а ниточкой слюны прозрачной.

 

Зелёная лягушка,

прохладная, как листок, –

сожми её в ладошке,

и ты почувствуешь, как

дрожат её влажные лапки.

 

А потом разожми кулак

и, в траву её отпуская,

посмотри ещё раз,

какие

бронзово-золотые

зрачки

у её беззащитных глаз.

 

Забытая часовня,

как всё вокруг, бедна,

не встретишь никого в ней,

лишь ласточка одна,

 

мелькнув, исчезнет за окном,

как пепел, сдутый сквозняком.

 

Маленький дедушка бел как мел –

он ходить не может, совсем ослабел,

такой он старый, такой он древний!

Его сажают на лавку, в тень,

весь день на улице он проводит

и смотрит, что кругом происходит:

вот речка бежит со склона,

и нет на птиц угомона.

 

Маленький дедушка бел как мел –

и голос его совсем ослабел.

– Быть может, он видел Наполеона? –

спрашивают у нас в деревне.

Но так никто и не знает ответ,

правда это или нет.

 

Уже встречает зарю

тоненький птичий свист...

 

Жизнь до того легка,

сердце – как чистый лист...

 

День так хрупок и чист –

мне страшно этого счастья!

 

Вот мой ослик с длинными ресницами,

ослик мой с печальными глазами

щиплет медуницу и душицу

длинными и острыми резцами.

 

А бывает, что в меня уткнётся

и стоит подолгу, и копытцами

не спеша в пыли перебирает...

И тогда я глажу эти влажные

ноздри, как потёртый бархат, нежные.

 

К тёплому боку хохлатки приткнулся цыплёнок,

в чёрное мамино вымя уткнулся козлёнок,

и только не смог отыскать свою маму котёнок:

рядом с гусыней свернулся в калачик – и спит.

И фермерша, улыбаясь, ей говорит:

– Я вижу, мамаша, у вас появился гусёнок!..

 

Умер ящерёнок –

от голода или печали?

На дне стеклянной бутыли

он лапками вверх лежит,

раскрыв треугольный рот.

 

Наверно, ему забыли

купить и насыпать крошек,

а может быть, не поймали

на подоконнике мошек?

 

А может, он умер от горя

вспоминая скалу у моря,

где билось под солнцем

хрупкое сердце

в этом зелёном тельце?

 

Единственный свет звезды

в небе ночном возник;

единственный мой цветок

к спящей земле приник...

Как я боюсь потерять

этот единственный миг!

 

Увидала котёнка – и под нос ворчит:

«Ну какой же бездельник! Ну что за бандит!

Расцарапал буфет, разорвал покрывало –

и гуляет себе как ни в чём не бывало!..»

 

На собаку-лентяйку бранится она,

достаётся сверчку, что поёт в полудрёме...

Сколько счастья старушке –

с утра дотемна

говорить, говорить с этой живностью в доме!

 

Она прядёт на балконе,

прядёт себе день за днём...

«Скажите, мадам, за сколько

вы продаёте дом?

Бросьте нам ключ в окошко –

вот мы к вам и войдём!»

 

«Ключ? Он давно потерян,

но дыр в ограде не счесть,

и черви уже успели

порог и стены проесть.

Дом мой не продаётся,

не сдаётся жильцам –

он отдаётся детям

и остаётся птенцам…»

 

Кузнечик, кузнечик,

в четверг, в воскресенье,

куда ты, кузнечик?

– Скачу целый день я!

 

Скакать без уздечки,

среда ли, суббота,

с крылечка до речки –

такая работа!

 

Капитан Джонатан

Переплыл океан –

И в пути пеликана

Поймал капитан.

 

Пеликан Джонатана

Снёс яйцо – и нежданно

Стало у капитана

Сразу два пеликана.

 

И второй пеликан

Снёс яйцо, как ни странно, –

Стало у Джонатана

Сразу три пеликана.

 

Будет род пеликана прибывать беспрестанно,

Если только омлет не спасёт капитана.

 

– Знаешь, как выглядит муравьед?

Синий цвет, серый цвет, белый цвет, чёрный цвет.

– Знаешь, как выглядит муравьед?

Синий свет, серый свет, белый свет, чёрный свет.

– Знаешь, как выглядит муравьед?

Синий след, серый след, белый след, чёрный след.

– Я не знаю, как выглядит муравьед:

Он ушёл домой на обед,

Съел муравьиный омлет,

Погасил свет

И – привет!

 

Я черепаха, я всегда прекрасна.

Мне не хватает крыльев, это ясно,

Чтоб я взлетала в небо ежечасно,

 

Ведь правда?

 

Пусть панцирь мой, изящный, как азалия,

Без пуговиц, без кружев и так далее,

Зато подстать моей осиной талии,

 

Не так ли?

 

Я черепаха, вовсе не горбата я,

Я черепаха, хоть и не богатая,

Но весела с рассвета до заката я –

 

Что, нет?

 

Однажды сардинка – такие дела! –

В Жиронде по самой стремнине плыла.

Небо – огромно, земля – кругла,

Я тоже купался – такие дела.

Сардинка плывёт,

И Жиронда течёт...

Привет сухопутным!

Да здравствует флот!

 

Жмурится спросонок зебра,

В нетерпенье бьёт копытцем –

Спозаранку хочет зебра

Поиграть и порезвиться.

 

И бежать, бежать куда-то

Из вольера, до заката,

Где полны чабрец и мята

Колдовского аромата...

 

Но на шкуре зебры чётко

Отпечаталась решётка.

 

Один муравей длиною в три метра

Шляпу носил из старого фетра.

 

– Как это так? Как это так?

 

Возил повозку, а в ней сидели

Утки, пингвины и коростели.

 

– Как это так? Как это так?

 

И разговаривал по-французски,

На латыни и по-зулусски.

 

– Как это так? Как это так?

 

Как? Да вот так!

 

Если ты забрался в чащу, –

Леопарда берегись:

Возникает зверь урчащий

Вдруг, откуда ни возьмись.

 

Под его урчанье летом

Соловьи со всех сторон

Распевают, и при этом

Лес пленён и удивлён,

 

Удивлён, что в этой чаще

Вдруг, откуда ни возьмись,

Возникает зверь урчащий:

Вон он бродит – берегись!

 

Встали флюгер и жираф,

Ветер южный, ветер нежный,

В небо головы задрав,

Ветер вьюжный, ветер снежный.

 

Крутят шеями живыми,

Ветер южный, ветер нежный,

Кружат ласточки над ними,

Ветер вьюжный, ветер снежный.

 

Машут ласточки крылами

Ветер южный, ветер нежный,

Летним днём над флюгерами,

Ветер вьюжный, ветер снежный.

 

Ну, а зимним днём стремглав они,

Ветер южный, ветер нежный,

Пролетают над жирафами,

Ветер вьюжный, ветер снежный.