"Sos!" - прошёл слушок - в пензенской губернии дети уходят из музыкальных школ. Победила "Фабрика звезд": полгода учёбы и ты - звезда; для тебя открыты лучшие площадки Росси и Европы! А тут - гаммы, этюды Черни, инвенции Баха; аппликатура, "не тот диез", диктанты и задание на дом - "выучить наизусть"...
Кто виноват? Неужели опять кто-то другой, не мы? Например, виновато ли музыкальное училище, что дети не идут в музыкальные школы?
Попробуем рассмотреть причинно-следственные связи.
Мама привела ребёнка в "музыкальную школу". Не ребёнок пришел, а его привели, потому что так пожелала мама, а не ребёнок. Первые четыре года занятия строятся по суворовскому принципу: "Трудно в учении - легко в бою!". Т.е. сначала - принуждение. Учительница договаривается мамой, что методом настойчивых уговоров они вместе постараются вынудить ребёнка проучиться 3-4 года (пока слушается), а там…, а там и до окончания школы недалеко - "Потерпи, родной!". А если не терпит? - "Что же делать, и так бывает". Но сегодня нетерпеливых становится всё больше и больше, а в музыкальное училище поступает все меньше и меньше, хуже и хуже. Виновата музыкальная школа - не выполняет план поставки.
- Чему вас там учили?! - сетуют учителя с высшим образованием. В институте задают тот же вопрос, но уже в адрес музыкального училища. А в музыкальной школе берут детей "с улицы", уже без проверки "музыкальных данных". А в музыкальном училище приступают к "исправлению" и обучению по методу "делай как я", потому что "нас так учили", а по-другому мы учить не желаем и не можем, потому что не умеем. Можно понять Г.Г.Нейгауза, который заявлял: "Я не люблю педагогику, но люблю музыку и учеников".
Теперь порассуждаем и отрефлексируем на всю цепочку учебного процесса и его организацию.
Великий российский учитель музыки пианист Генрих Нейгауз всякий раз подчеркивал, что наши учителя "не обучают искусству музыки". Он говорил: "Если педагог-пианист и ученик-пианист изучают вместе не музыку, а только фортепианную игру, то им надлежит обоим учиться музыке у какого-нибудь третьего лица, именно у преподавателя музыки" (Г.Г. Нейгауз "Об искусстве фортепианной игры", 1999, с.218).
Так может быть, наша школа совсем и не музыкальная, а какая-то другая?
Профессор московской консерватории Г.Коган пишет, что пианистами делаются по-разному. "Большинство шло к музыке от фортепиано, от ранних и многообещающих успехов к технике игры на этом инструменте. Таким путём шли и те, кто впоследствии развился в незаурядных музыкантов, выдающихся художников-интерпретаторов.
Путь Рихтера был иным. Рассказывают, что в юности в Одессе он меньше всего думал о карьере пианиста. Игра на рояле была для него не самоцелью, а средством музицирования. Он увлекался театром, выполнял концертмейстерские обязанности в опере, жадно поглощал всевозможную музыкальную литературу - фортепианную и вокальную, ансамблевую и оркестровую. Лишь позже, в Москве, в классе Г.Нейгауза и, очевидно, под его влиянием, он начал всерьёз задумываться о пианистической концертной деятельности". С.Рихтер шел к фортепиано от музыки. "Предмет" его влюбленности - не фортепиано как таковое, а нечто иное, к чему он одержимо тянется душой через фортепиано, поверх него: Музыка. Игра Рихтера - прежде всего игра большого, огромного музыканта" (Г. Коган. Изб. статьи. Вып. 3. М., "Советский композитор." 1985).
- Но что нам Рихтер! Он же гений! - скажет обыватель - у нас другой путь. И… как всегда, ошибётся.
Гений - творчески формирующая вершина человеческого существования, устанавливающая правила и созидающего законы. Гений указывает нам путь, по которому удобнеё всего идти. Но, если Рихтер нам "не указ", то, что же делать с другими гениями (И.Бахом, Л.Моцартом, Ф.Листом, Р.Шуманом, А.Рубинштейном), которые все как один утверждали, что сначала человек должен стать музыкантом и только затем ему можно предложить музыкальный инструмент.
А в детской музыкальной школе в первую очередь предлагается инструмент; ребёнок в первую очередь ходит не на музыку, а на "специальность". В таком случае нет ничего удивительного, когда шестилетняя девочка заявляет: "Фортепиано - хлеб мой". Конечно, это не её слова, скореё её мамы, но произносит эти слова сама девочка, и в её сознании происходит что-то неестественное, несвойственное ей в таком возрасте. Зачем девочку путать?
А затем, что мы сами всё путаем. Например, вместо того, чтобы говорить "инструментальная детская школа", мы называем её музыкальной. Но, ведь в ней не учат музыке, а учат игре на инструменте! А это не одно и то же. Для Генриха Густавовича Нейгауза пианист и музыкант были не одно и то же. Потому что, говорил Г.Нейгауз, педагог-пианист и ученик-пианист изучают не музыку, а искусство игры на инструменте. А в инструментальной школе некогда заниматься музыкой, потому что специальность - главное, да и инструмент уж больно трудный. И в училище те же проблемы. И в консерватории тоже. Вот закончим - мечтают студенты - тогда и займемся музыкой. Не поздно ли?!
Возможно, учителя и занялись бы музыкой - дети ждут этого момента - если бы знали что это такое - музыка - и как это делать.
Возможно, что взрослые музыканты прекрасно обходятся без определения музыки как предмета. Для ребёнка же очень важно выяснить именно специфику предмета, а это он сможет сделать, если непосредственно и в первую очередь займется музыкой. Умные родители это чувствуют и, приводя своё дитя в школу, скромно просят специалиста научить его игре на инструменте "для себя". Просят учить его не для специалиста, не для училища (чтобы пополнить кадры), а для себя; чтобы в дом пришла музыка не из репродукторов, а чтобы зазвучала живая музыка. Очень это трудно понять. Специалисты "понимающе" кивают головами, и начинается… - см. выше про гаммы и этюды. Ну, не знают эти специалисты, что такое музыка. Их ведь этому в училище не учили. Не знают по определению! Извините.
- А что делать? - спрашивают учителя из инструментальных школ? Специалисты из училища таких вопросов не задают. У них "все в порядке". Они как-то "забывают", что учителя инструментальных школ их бывшие ученики. Что от них поступает все меньше и меньше будущих специалистов. А ответ простой - занимайтесь музыкой, и все будет хорошо; дети валом пойдут в музыкальные школы, если таковые будут. А в училище придут настоящие музыканты, желающие и обладающие способностью заниматься на инструменте.
Вопрос о методе изучения ребёнком музыки - большой теоретический вопрос. Потому что музыка сама есть единый предмет, объект для исследования. Чтобы осветить этот вопрос, нужна другая встреча и другой разговор. Музыке нужно учиться, музыке нужно учить. Нужно превратить все инструментальные школы, которые есть у нас в Росси, в музыкальные. А для этого нужно оставить музыкальные школы в покое и помогать им: писать методические пособия по музыке, обучать студентов и самим учиться. Ведь в нашей стране вопрос обучения детей музыке - новый, неизвестный для нас вопрос. Исполнителей мы, в общем, делать умеем, а вот музыкантов…
Дело это трудное. Трудно отказаться от привычных форм обучения; трудно учить ребёнка, если не имеешь о нём никакого представления, о его психическом развитии, без которого невозможно обучать его искусству музыки. Очень трудно переучиваться. Трудно ещё и потому, что нет у нас таких школ, чтобы "посмотреть, как это делается". Правда есть одна школа в глубинке пензенской губернии, которая уже одиннадцать лет постепенно, преодолевая всем известные трудности, превращается в музыкальную. У неё есть методическая литература, пособия, непонятные для обычных музыкантов музыкальные инструменты, и еще многое из того, что помогает им из инструментальной школы превратиться в музыкальную. Там учителя "зарубили себе на носу", что любовь к ребёнку определяется мерой полезности. Они перестали "играть ребёнком" и учатся играть с ребёнком.
А так получается вроде - доигрались: дети уходят из музыкальной школы. Где это видано?!
