|
← Оглавление
3. Обучай культуросообразно!
Этим одним словом я хочу сказать все, что оставалось ещё заметить о необходимости сообразовать обучение с существующими внешними условиями.
Мы этим устанавливаем для воспитания и обучения принцип культуросообразности вообще и ставим его рядом с природосообразностью. Первый принцип подчинён при этом второму. Действовать природосообразно - высшее, наиболее общее формальное требование для всякого воспитателя. Это вечный идеал, к достижению которого надо стремиться. Но сам по себе этот принцип устанавливает и определяет ещё не все, на что должно быть обращено внимание в воспитании. Он устанавливает лишь общую норму, на основе которой можно оценивать достоинства и недостатки всякой преподавательской и воспитательской деятельности. Более точные определения содержит принцип культуросообразности, т.е. мысль, что в воспитании необходимо принимать во внимание условия места и времени, в которых родился человек или предстоит ему жить, одним словом, всю современную культуру в широком и всеобъемлющем смысле слова, в особенности культуру страны, являющейся родиной ученика. Раньше это часто упускалось из вида. Поэтому я укажу самые основные положения.
Между принципом культуросообразности и природосообразности может произойти столкновение или конфликт. Мы уже разъяснили, что в этом случае первый подчиняется последнему. Поступать наперекор природе всегда недопустимо. Наш долг призывает нас противодействовать ложному образованию, ложной культуре, чтобы вернуть одного ученика или всех к природосообразности. В борьбе против извращённой культуры следует искать помощи у природы. Но сразу и тотчас же это редко удаётся осуществить. Тут мы признаем принцип реформ. Противно природе обращать людей в рабов и рабовладельцев, и поэтому следует подумать об искоренении этого позорящего человечество явления. Но следует ли посоветовать сразу и везде объявить рабов совершенно свободными - совсем иной вопрос, на который, наверное, ни один рассудительный человек не даст ответа наобум и без всяких оговорок. Одеваться по господствующей моде относится так называемыми образованными людьми к культуре или цивилизации, безразлично, полезна ли мода для человека или нет, безобразит ли она его или украшает. Это тоже вид телесного и умственного рабства для отдельных лиц. Но было бы с их стороны благоразумно сразу отказаться от подчинения моде и выбрать одежду по собственному усмотрению?
Вопрос этот требует некоторого размышления, так как легко могло бы случиться, что поступивший таким образом нанёс бы себе, благодаря, суждению толпы, т.е. благодаря господствующей культуре, ущерб, который далеко превзошёл бы принуждение, налагаемое господствующей модой. Часто утверждали, что общее образование может быть достигнуто только посредством знания латинского и греческого языков, хотя доказательства этого никогда не приводились, вероятно, потому, что привести их невозможно. Но означало бы это прогресс в нашей культуре, если бы мы лишили наше юношество, которое должно быть образовано для высшей жизни, указанных учебных предметов? Над этим, конечно, тоже следует призадуматься. Всеми признано, что знание французского языка и беглый разговор на нём не приносит дочерям высокопоставленных семейств большой пользы в смысле умственного образования. Но такое признание ещё не приводит к заключению, что из всех женских учебных заведений должно быть устранено преподавание французского языка. Этими примерами мы хотим только разъяснить, что во всяком воспитании должны приниматься во внимание нравы и обычаи нашей эпохи и сословия, дух времени, в котором мы живём, национальность нашего народа, одним словом, культура всей современности и непосредственного нашего окружения(СНОСКА: К культуросообразному, т.е. к тому, что считается у данного народа таковым, относится и понятие о принятом (или непринятом). Принятым считается то, что соответствует поведению образованных людей. С этим понятием (меняющимся и колеблющимся) не надо смешивать понятие о приличном. Последнее имеет всегда отношение к нравственности, имеет всегда под собой нравственную основу. При настоящей культуре ничто не считается принятым, что неприлично; только при извращённых привычках (мода) понятие о принятом подавляет понятие о приличном. Как важны оба эти понятия в воспитании, ясно само собой. Ребёнок должен сознательно или бессознательно для него воспитываться в соблюдении и приличного, и принятого. Развитое нравственное чувство образованного человека подскажет ему, что прилично и что неприлично. Принятое же или непринятое покоится на условном соглашении и должно быть усвоено. Приличное или неприличное является общечеловеческим; принятое или непринятое меняется в зависимости от времени и места.).
В какой мере это необходимо в общем и целом - установить нельзя. Но отрицательное утверждение вытекает из сравнения принципа культуросообразности с принципом природосообразности. Что противоречит природе - негодно, хотя бы и было весьма культуросообразно. Чем больше культуросообразное согласуется с природосообразным, тем благороднее, лучше и проще складывается жизнь. Отсюда следует призыв: Не участвуй ни в чём, что требуется культурой времени или её господствующим духом, но противоречит природе, а стремись к гармоническому сочетанию культуры с природой! Насколько ты вообще намереваешься следовать или считаешь благоразумным и правильным следовать требованиям принципа культуросообразности, должно быть предоставлено твоему нравственному чувству и стремлению к истице. Кто знает требования нашего времени, должен будет согласиться, что практика должка следовать (ясной, верной) теории, но в то же время признать, что положения и требования теории не всегда могут быть тотчас же проведены в жизнь. Правда, я не допускаю несогласия между теорией и практикой, так как все, что правильно, всегда применимо в жизни. Когда же теория предлагает что-либо, что не может быть осуществлено практически, то она неправильна или же присваивает себе положения, не относящиеся к её области. Но тем не менее нельзя отрицать, что все теоретические требования должны проводиться в жизнь с осторожной и мудрой осмотрительностью. Мы не начинаем своей жизни с пустого места, с самого начала, но продолжаем жизнь предыдущих поколений.
Следовательно, наше существование отчасти определяется унаследованными установлениями, отчасти общепринятыми нравами и обычаями; т.е. вообще оно определяется историей. Если мы обнаруживаем противоречие между тем, что существует, и тем, что должно быть, то мы имеем время склонить наших современников к лучшему и плохое преобразовать в хорошее. Для этого, именно для правильного познания истины и правильного суждения о том, что из истины и добра может быть осуществлено при данных обстоятельствах и в определённое время, необходим просвещённый ум и тщательное изучение всех имеющихся налицо условий, так как не все, что верно и хорошо в общем и целом, пригодно при любых обстоятельствах.
Так открыто и откровенно можно обратиться к людям, у которых предполагаешь чистое, благородное сердце. От них требуют, чтобы они в течение всей жизни, всегда и во всём стремились к истинному и великому.
Надо, однако, честно сознаться, что не всегда все истинное и доброе может быть осуществлено.
(СНОСКА: «Будь справедливым во всём, что творишь, и довольствуйся этим, но не старайся творить все справедливое, друг!» - Шиллер).
Но на самое исследование истины имеющиеся налицо условия и обстоятельства не должны оказывать никакого влияния. Истина составляет объективно величайшее и самое священное благо человечества; стремление к истине - субъективное качество, без которого ни в ком не может оказаться ничего хорошего. Первая - святыня, последнее свято чтит святыню, т.е. стремится как можно лучше её усвоить, не допуская посторонних соображений о том, полезна ли вообще истина, не приведёт эти её распространение к невыгодным последствиям, не пострадает ли от этого «доброе сердце». Только при применении и распространении истины обращаются за советом и мудростью не из-за соображений, продиктованных житейской мудростью, но исключительно ради самой истины. Человек стремлений не злоупотребит этой истиной для оправдания своей лености, которая сохраняет все по-старому. Мы живём для того, чтобы на свете стало лучше. Мысль, что состояние культуры в силу самой природы вещей не поддаётся быстрому преобразованию, доставляет некоторое утешение искреннему поборнику истины, когда он терпит неудачу в своих благороднейших стремлениях. Она придаёт ему уверенность, что никогда не наступит такое время, когда человечество достигнет полного совершенства, так как принцип культуросообразности может приближаться к принципу природосообразности, но вполне с ним совпасть ему никогда не удастся. Другими словами, действительность всегда останется далеко от идеала, т.е. всегда возможно себе представить состояние более высокое, чем уже достигнутое. На этом основана способность человечества к совершенствованию, простирающаяся до бесконечности. Цель изменяется в процессе движения. Она видоизменяется в соответствии с состоянием культуры. Образовательный идеал определённого времени составляет также и цель обучения для данного времени. Принцип культуросообразности в обучении и воспитании требует следовать за этим идеалом.
Мы заканчиваем этот отдел, где речь шла о необходимости считаться с изменяющимися условиями времени, общим замечанием.
Источником педагогической науки являются опыт и знание природы человека. Так как последнее в свою очередь основывается на опыте, то опыт является действительным источником знания в области воспитания. Это значит, что оно вытекает из наблюдений над человеческой природой при данных условиях, в различных жизненных обстоятельствах. Из этого следует, что педагогика является эмпирически рациональной наукой. Так как каждый отдельный человек представляет собой не абстракт, но индивидуум и живёт не вообще во времени и пространстве, но в определённое время и в определённом пространстве, то воспитание индивидуума зависит не только от общечеловеческой природы и от обстоятельств места и времени вообще, но и от индивидуального склада природы каждого отдельного человека и от факторов, господствующих в то время и в том пространстве, где он живёт. Воспитание отдельного человека должно поэтому следовать законам, установленным для воспитания всех людей в зависимости от общечеловеческой природы, а также считаться с требованиями, обусловленными данным местом и временем. Поэтому на педагогику никогда не следует смотреть как на науку завершённую и законченную. Только самая её меньшая общая часть может претендовать на некоторую устойчивость, когда человеческая природа будет изучена в совершенстве. Напротив, остальная её часть находится в вечной зависимости от беспредельно изменчивого времени и всего, что связано с развитием человечества в общем и частном. Поэтому ей навсегда предстоит отказаться от славы неизменной науки, как и всякой другой науки (теология часто претендует на обратное). На земле вообще не существует ничего неизменного. Но педагогика хочет быть самостоятельной, как любая другая наука, т.е. черпать своё содержание не из других областей или наук.
Это положение ей ещё придётся завоевать, так как со стороны теологии оспаривается то стремление к независимости, которое проявляет педагогика. То, что имело место раньше по отношению к другим наукам, происходит теперь с педагогикой. Но нет сомнения, что и она добьётся того, что давно уже удалось другим наукам (если не всюду на практике, то в теории), а именно - независимости и самостоятельности.
Легко понять, что этого она добьётся раньше, чем будут улажены споры между отдельными лицами и корпорациями, которые представляют теологию и педагогику в современной жизни. Не менее понятно и то, что педагогика, стремящаяся выйти из зависимого положения, обвиняется своей прежней госпожой, теологией, в революционном образе мыслей, даже в неблагодарности.
Те или другие моменты могут, правда, замедлить завоевание педагогикой независимости, но не помешать ей совсем. Примером и образцом для неё могут служить истории других наук. Всего несколько столетий назад богословие считало себя «царицей наук». В университетах факультет богословия занимал первое место, и оно стремилось к господству над всеми другими науками. Врач должен был лечить по предписанию церкви, изгоняя дьявола из больных, одержимых людей. Юрист придумывал законы и указания, основываясь на библейских текстах; философ руководствовался в своих рассуждениях церковными догматами. С развитием отдельных наук разгорелась жесточайшая борьба между ними и их старой властительницей, затянувшаяся и до наших дней. Но уже давно жрецы светской науки не только громко протестуют против притязании церкви, претендующей на роль пресвятой, но и действительно освобождают себя от всякого рода зависимости. Врач устанавливает законы, которым он следует на основе изучения природы человека и природы объективного мира. Правовед также исходит из природы отдельного человека и природы социальных отношений. Он уже больше не спрашивает в слепом повиновении: а что в библии сказано относительно брака, а задаётся вопросом, как надо учредить институт брака для счастья и блага людей. И философ строит свои воззрения без предвзятых положений. Только педагогика остаётся ещё в большей или меньшей степени служанкой богословия. Но и она осмелилась со времени Канта, вместо того чтобы по-прежнему тащить шлейф церкви, взять факел в руки и попробовать им осветить дорогу. Это доказывают не только педагогические системы Гербарта, Бенеке и других философов, но даже педагогические взгляды учителей-практиков.
Страстная борьба между этими двумя силами, которая, как кажется, постоянно вновь разгорается, имеет в своей основе только что указанную причину; она затрагивает отдельных лиц, и спор, ведущийся, согласно природе людей и вещей, часто лично, но существу должен быть отнесён к вышеуказанным реальным отношениям. Кто хотя бы только поверхностно знаком с историей культуры, не может ни минуты сомневаться в конечном исходе борьбы.
Без знания человека и социальных отношений, так же как и без любви, нельзя ожидать удовлетворительного разрешения стоящей перед нами великой задачи. Настанет, однако, день, когда мир будет заключён на твёрдых основаниях, какими являются
|
