Перед лицом новой опасности
КАЖДЫЙ ДЕНЬ можно где-нибудь прочитать или услышать о развале школы. Доказательства найти трудно, да их и не ищут: заявления такого рода делают не для того, чтобы доказывать; и все же один аргумент перекатывается из статьи в статью. Логика примерно такая: в стране растет преступность; школа отвечает за воспитание; значит, школа развалилась.
На первый взгляд тут есть какая-то правда. Ведь и в самом деле, все уголовники, мафиози, наемные убийцы, хулиганы - все сидели за партами сложа ручки, отвечали на уроках и у доски, писали контрольные работы, а то и благонравные сочинения на тему «За что я люблю Маяковского» или «Народ в романе Л.Н.Толстого «Война и мир»; все, прежде чем выйти на большак, получили школьные свидетельства или даже аттестаты.
Как это понять? Как объяснить?
И как не задуматься над этим страшным противоречием - гуманная школа, всесторонние знания, лучшие книги мировой литературы, насыщенные программы, преданные делу учителя; столько сил, столько средств, столько нервов учительских, а на выходе что? Ведь о школе можно судить по классным специалистам, которые, как утверждают, нарасхват во всем мире; а можно, например, по Чикатило - он тоже наш выпускник, что ж отказываться-то от своих. Очевидно, что и одно суждение неосновательно, и другое нелепо.
У преступности разветвленные социальные корни. Раньше у нас был один богатый на всю страну - государство; у него и воровали. Теперь появилось много богатых людей, и, следовательно, десятикратно, стократно - пропорционально росту цен и доходов - увеличились соблазны. Преступность просто не могла не вырасти, чудес на свете не бывает.
Озлобленность, зависть, ненависть, жадность, агрессивность, ревность и просто соблазн всегда были и, наверное, навсегда останутся психологическими источниками преступности.
Школа не может излечить завистника и укоротить жадного от природы. Школа вообще не переделывает, а сохраняет характеры, хотя иному из них и дает иное направление - иногда лучшее, а иногда и худшее, и можно было бы развести руками, вздохнуть, кивнуть в сторону милиции - плохо работает - и на том успокоиться. Ну разве что заставят сверху принять меры, например, составить список внушающих опасение детей или провести какие-нибудь вечерние мероприятия, которые прекратятся, лишь только спадет волна злободневных требований. Все это не ново, все было всегда, и всегда школу во всех грехах обвиняли, потому что, повторим, все в школе учились - значит, она во всем и виновата.
Но вот относительно новое явление, которое заставляет говорить о школе и преступности совсем по-другому.
Это обстоятельство заключается в том, что преступность все расширяется и теперь уголовный мир втягивает в себя молодых людей в таком количестве и с такой силой, что в иных городах подросток не может не подчиниться ему - ни вырваться, ни спрятаться, ни убежать. Люди начинают бояться за своих детей не только потому, что на них могут напасть хулиганы, а потому, что и сами их вырастающие дети могут стать хулиганами.
Преступность как эпидемия - вот что страшно.
Преступный мир активен, напорист, решителен; он расставляет ловушки, наседает, воюет за каждого, он применяет то, о чем вяло мечтает школа: индивидуальный подход. Он применяет все наши педагогические приемы: пример старших, поощрения, наказания; он старательно прививает свои ценности, он создал свой фольклор, у него свои герои - причем местные, а не газетные. Этот мир дает подростку то, в чем тот больше всего нуждается, - чувство взрослости. Наконец, он подсказывает пути к быстрому обогащению, к шикарной жизни.
Что может противопоставить этому школа с ее уроками по алгебре, дневниками и далеко не всегда любимыми учителями? Школа, которая не притягивает, а, наоборот, гонит? Постоянно унижает достоинство?
...Мы делим детей на способных и неспособных, на послушных и непослушных; но вот деление куда более опасное: благополучные дети и дети риска, дети, уже инфицированные болезнью преступности.
К сожалению, мы еще не понимаем всей серьезности надвигающейся беды. Для нас ребенок, связавшийся с дурной компанией, - не больной, требующий особого внимания и ухода, а досадная неприятность. Он мешает другим, он прогуливает уроки, он плохо учится, портит картину успеваемости, он дерзит старшим, дерется или ворует - ату его! Вон!
В страшном, не на жизнь, а на смерть, противостоянии двух миров школа чаще всего проигрывает. Вот эти проигранные нами ученики и составляют потом преступный мир.
Хуже всего то, что школа и не ведет войну за души детей. Она пассивна и благонравна, она поджимает губки и смотрит на тех, кто не хочет ей подчиниться, свысока: скатертью дорога. Боли она не чувствует, так же как и ответственности за чужие жизни.
Что же нам делать? Прежде всего осознать опасность надвигающейся эпидемии, быть может, опасность № 1, и изменить ориентацию школы. Ее первой задачей должна быть не успеваемость любой ценой, измеренная в процентах, а удержание каждого ребенка, каждого подростка в сфере влияния школы.
Школа, которая выбрасывает, отталкивает ребенка или подростка, предъявляя ему непомерные требования, - такая школа просто-напросто отдел кадров преступного мира, академия преступности. Контролер, требующий от школы лишь успеваемости и успеваемости; областная газета, публикующая сводку успеваемости по районам; высокопоставленные педагоги, устанавливающие одинаковые для всех стандарты и подталкивающие школу изгонять тех, кто с этими стандартами не справляется, - понимают ли эти люди, что же они делают? Годами произносят речи о гуманизме и гуманности, а реально строят школу, все более ожесточенную по отношению к детям. Где ее воспитанники и выпускники? Корчатся в забитых тюремных камерах, где уже и места на нарах нет - лежат по очереди. Перенеситесь туда мыслью, читатель, - какая там духота, как там гадко человеку, вы только представьте себе!
А кто его, человека, нашего бывшего ученика, в эту камеру затолкал? Не те ли начальники и контролеры, от министров до руно, которые приходили в школу и требовали успеваемости во что бы то ни стало?
Нам кажется, будто мы строим новую школу. А школе нужно быть - доброй, доброй и доброй, больше ничего. И все, что порождает саму возможность озлобления в школе, все это должно быть изменено. Злом детей не удержать, стандартами не заманить, успеваемостью не измерить.
Школа должна быть привлекательной для детей, это ее первая и главнейшая обязанность: удержать в классе. Сражение за каждую душу, особенно при первых признаках заболевания новой чумой.
В отличие от микробных эпидемий эпидемия преступности останавливается не карантином, не изоляцией, а вовлечением заболевающего в группу здоровых.
Школа должна быть привлекательной для всех. Богатые теперь стараются спасти своих детей, помещают в дорогостоящие заведения, чтобы укрыть от заразы, от чумы. Но кто же будет охранять бедных?
Все великие педагоги во все времена спасали именно бедных детей. С бродяжками работал Песталоцци, для нищих изобретала свою систему Мария Монтессори, в доме для сирот учил Ушинский, с малолетними преступниками возился Макаренко. А мы сейчас на всю страну прославляем учителя, работающего в заведении, где конкурс для поступления - пять человек на место.
Элита, элита, только и слышишь: государству нужна элита. Но государству много чего нужно, ему нужны законопослушные граждане, нужны грамотные призывники, чтобы их можно было поставить к ракетам, нужны блестящие и тренированные умы для развития науки - все нужно, все дает наша распрекрасная школа; но как жить с элитой, умами и ракетами, если на улицу не выйти и дом никакими замками от грабителей не запрешь, если стреляют у входа в собственный же подъезд и взрывают в своей квартире?
Элитарные люди кричат: охраните нас!
От кого? От бывшего соседа по парте, вытолкнутого в дворовую шайку еще в четвертом классе?
Родители мечутся, обрывают телефоны - подскажите, куда устроить ребенка. Назовите, просят, школу, где с мальчиком и девочкой будут разговаривать по-человечески - больше ничего не нужно.
Но трудно найти такую школу, их раз-два и обчелся. Вот до чего мы дожили - доброй школы не найдешь даже для одного ребенка.
С чего начинается преступление? Да, конечно, у него социальные, психологические, а то и психиатрические причины. Но на самом деле оно начинается с низкой учительской зарплаты и мучений учителя, перегруженного уроками; с наших безобразных программ; с опасного устройства нашей школы, которая ставит ученика перед выбором - или учись на аттестат, на стандарт, или иди вон; со всего нашего отношения к школе как к фабрике образования. От нашей общей нелюбви к школе и нелюбви к детям. Растущая преступность - месть за эту нашу нелюбовь.
Сегодня учителя гордятся: столько-то моих учеников поступили в университет. Прекрасно! Но еще больше гордости должна вызывать возможность сказать: «Ни один из моих учеников не стал преступником».
«Первое Сентября», № 115, 1994 г.
