До уроков. Перед лицом стихии
"Травить детей - это жестоко. Но что-нибудь ведь надо же с ними делать!"
Даниил Хармс
Перед лицом стихии чувствуешь себя бессильным и беспомощным, как котёнок. «Жёлтый дом» вот-вот превратится в груду обломков. Его собираются сносить. Старый, четырёхэтажный дом, построенный пленными немцами после войны, мешает возведению нового, большого и светлого. Центр социо-игровой педагогики, английский клуб и «Семейка» остаются без крыши над головой. Можно доучиваться, но как долго? Три месяца? Полгода? Неизвестно. Я не стал собирать малышек. Сергей Владимирович Плахотников, бывший в «Семейке» дядей Серёжей, предложил поработать у него в четвёртом классе. Условия тепличные – занятия пока проходят в доживающем «Жёлтом доме», класс делится на три группы. Я – дядя Слава – решил побыть годик Вячеславом Ивановичем, а там уже и новое место для «Семейки» дадут. Обещают.
Легко согласился. У меня уже есть опыт работы с классом в «Жёлтом доме». Три года назад я был уверен, что и в этом классе, в котором учится так много моих старых учеников, буду вести ИЗО. Уже грозил своим старшим малышкам: «Погодите, ужо доберусь я до вас без мамочек». Но то ли Сергей Владимирович пожалел меня; он знает, что я стараюсь оставаться художником, и поэтому минимизирую педагогическую нагрузку. То ли он отреагировал так на «сигналы» обеспокоенных матерей, дескать, я не учу детей рисованию. Занимаюсь с ними не тем, чем нужно. Обеспокоенные матери ходили делегацией к директору и просили принять меры. Мне Сергей Владимирович сказал тогда: «Не обращай внимание». Но в душе, может быть, затаил некоторое что-то такое.
И в первом классе появился новый художник. Настоящий. И на стенах «рисовалки» повисли плакаты с «препарированными» птичками и зайчиками. По ним дети должны были учиться рисовать правильно. Как по книжке «Искусство рисования и живописи». Не шучу. Так и написано. Искусство рисования. Просто «Шестнадцатая капелла» Микеланджело. Такой же комический ляп, как и академический рисунок с шестилетками. Если не поняли сразу, поясню. Шестнадцатая капелла – это Сикстинская капелла. Я без картинки не сообразил. Это раньше буржуи ели омаров – теперь лобстеров. Это раньше в младшей школе не работали профессиональные художники. Но раз КПСС решила, то до сих пор некоторые художники учат. Так же как их учили. Только детство они своё забыли. И вместо живых зайчиков (не рисовать же войнушку) предлагают малышам рисовать правильно сопряжённые наборы шаров, торов и кубов.
ВОТ! Продекларировал чего я не люблю. А что я люблю? Что мне нравится делать с малышками, я уже написал в «Сказках-раскрасках». В первом-втором классе делал примерно то же самое. Но теперь не первый класс. Четвёртый. Первый раз. Что делать? С ними поработал уже не один художник. И Федя заорал на первом же уроке: «Я не умею рисовать. Я ненавижу рисование». Напугал. Не утешил даже Слава, который заявил, не так громко, но очень твёрдо: «Рисование мой любимый урок. И рисую я лучше всех в этом классе». Тоже напугал.
А ещё меня пугали учителя. Ольга Петровна спросила после уроков:
– Ну, как там Максим?
– Нормально, а что?
– Ну, это он пока осматривается.
Пугали мои друзья и знакомые, у которых дети учились в этом классе. Тем же Максимом. Агрессивный, неуправляемый, бьёт девочек. Особенно жаловалась одна знакомая мама. Её дочка тоже не сахар. Я то знаю, мы достаточно хорошо знакомы. Но чтобы головой об стену? Или вещи срывать с вешалки, топтать ногами, выкидывать в помойку и вешать на этот крючок свою курточку и кепочку. Это уж слишком. Пришлось отозвать Максима в сторонку, чтобы никто не видел и не слышал, о чём мы говорим, и тихим проникновенным голосом сообщить ему, что эта девочка находится под моей защитой, и если будешь обижать её... Я думал, что после этого разговора точно нажил врага себе в классе. Совсем не утешало, что Макс перестал сбрасывать одежду с крючка. Он ограничился тем, что только свою кепочку вешал сверху.
Напугал Антон. Он посмотрел на меня как-то странно, не поднимая век, и сказал:
– А Вы мне ничего не сделаете. Моя мама психолог. Она придёт и поговорит с Вами.
Но видно он не очень рассчитывал на действенность этой угрозы. К этому моменту я уже совершил несколько расправ. И он воззвал к моему гуманизму и чадолюбию:
– У меня было сотрясение мозга, меня нельзя бить по голове.
– Ладно, – говорю, – буду бить по тому месту, по которому обиднее. А когда придёт мама, с удовольствием расскажу, за что ты по этому месту получил.
Антон мне поверил, и за весь год получил только один подзатыльник. И то со Славкой на пару. За то, что не учли мою принципиальность и целеустремлённость. И если я сказал:
– Немедленно прекратить драку на уроке, а то подзатыльников надаю.
Значит так и будет. И убегать бесполезно. Страх наказания в его неотвратимости.
Артём не столько хулиган, сколько похабник (насколько можно быть похабником в 10 лет). После пары удалений сообразил, что Вячеслав Иванович только с виду грозный. И если посмотреть ему в глаза и со всей доступной искренностью сказать:
– Вячеслав Иванович, я больше не б-у-уду. Чес-слово.
То и подзатыльник, вполне заслуженный, не получишь. И с урока не выгонят. Может быть.
Хотя если ругался на уроке матом, ничто не поможет. Это принципиально. Уж больно легко у них это получалось в начале года. Г. и ж. у них за ругательства не считались. Срывались с языка легко и непринуждённо. Так же жестоко наказывались и более мягкие ругательства, но направленные в адрес конкретного человека. Идиоты, дураки и бараны вскоре пропали из нашего класса. Ну, по крайней мере, их стало значительно меньше.
Выгнал Санька Мадженова с урока. Что-то он объяснял кому-то с помощью ненормативной лексики. Посидел он минут 5 на банкетке под дверью, глядя на нас сквозь щёлочку. Пожалел я его, вернул на урок – что-то мы делали очень интересное. Санёк быстро включился в работу, увлёкся так, что стал импровизировать стихотворение. И, конечно, не могло оно закончиться без любимой ж. Но в этот момент наши взгляды встречаются... В первый раз я увидел, как человек подавился словом.
Я страшный двуличный монстр. Ведь я и девочек бил. Один раз, но от души. Спросите за что? За децибелы. Как у мальчиков брань, так у девочек визг, считались нормальным проявлением чувств на уроке. Причём визг такой, что уши закладывает. И вот Олечка в правое, а Валечка в левое ухо, как мне визганули! Они, наивные создания, рядышком пристроились. Я так же искренне, не задумываясь о последствиях, в две руки – шлёп! Вот чем девочки лучше мальчиков? Я во всех группах просил девочек не визжать на уроке. Всё равно повизгивают. Подзатыльники дал в одной группе – подействовало во всех. Может, совпадение, конечно. Мальчишек надо воспитывать собственноручно. Чужой пример не вдохновляет и ничему не учит. До такой степени, что приходилось применять самый устрашающий метод морально-психологического воздействия – вынос тела.
А вы как думаете? Ругнулся матом – вышел из класса? Можно ж прощения попросить, сделать вид, что ничего не слышал. Авось пронесёт. Но я был последователен в своих гонениях на матершинников. Ругаешься? И ничего не можешь с собой сделать? До свидания. До следующего урока. Ты больше не будешь? А больше и не надо. Ты нас уже измазал своими словами. Нам в себя надо прийти. Закон суров, но это закон. Твоё место в живом уголке, с рыбками. Благо они тебя не услышат. Этих аргументов недостаточно? Вячеслав Иванович должен почтить тебя вставанием? Пожалуйста. Правой рукой – за штаны в районе пояса. Левой рукой за шиворот – для придания телу необходимого вектора движения. Дверь открыть? Извини. У меня руки заняты.