Урок 35-38. Из боя в бой
Тридцать пятый урок. О древних греках мы знаем очень много от древних римлян. Древние римляне восприняли культуру греков, немножечко переделали (например, богов переименовали) и стали активно развивать. Но были у них и собственные гениальные открытия и изобретения. Одним из таких изобретений была арка. Чтобы понять всю гениальность этого конструктивно-архитектурного решения, проведём эксперимент. Два человека берут за плечи и ноги третьего. Поднимают и держат. Это модель древнейшей архитектурной конструкции. По этому принципу ещё первобытные люди строили дольмены. Греки свои храмы строили так же – на две колонны клали горизонтальную балку. Но попробуйте сесть на человека, которого держат. Он «сломается». Ему даже собственный вес держать трудно. Теперь делаем так: два человека упрутся друг в друга плечами, и, чуть наклонившись, поставят ноги чуть дальше друг от друга. Получилась модель арки. На плечи этих двух человек сажаем ещё двух человек. Стоят и не разваливаются. Сравните. В первом случае три человека едва выдерживали четвёртого, а во втором двое легко держат ещё двоих. Вот насколько арка сильнее прямого перекрытия. Так построили Колизей, акведуки и первый купол в Пантеоне.
Хорошо когда есть коврик. Или ещё раз про тепличные условия. Все эти эксперименты делаем на коврике в конце класса. Вернее, во второй половине класса. Это же бывшая «группа» детского сада, и место есть и для парт, и для игр. Раньше тут кровати стояли, а теперь лежит по терминологии Л.К. Филякиной «коврик» – ковёр 3х3 метра, примерно. Сюда могут «отползти» ударники художественного труда, раньше других закончившие свою работу. Зачем за партой маяться, других отвлекать? Всё сделал? Можно на коврике поиграть в тихие игры. Тут же проходят наши конструктивно-архитектурные опыты.
Здесь же проходил бой Саши Покровской с другими мальчиками класса. Вроде бы игра. И Сергей Владимирович говорил, что трудно долго терпеть такую девочку, как Саша Покровская. И Ольга Петровна здесь рядом, но не считает нужным вмешиваться. И подруги спокойно смотрят. Или боятся? Подруг-то две или три, а мальчишек шестеро. Или больше. Тут и Максик, с которым я уже беседовал в начале года. И Федя, который потом, в конце года, вдруг попросил у Саши прощения за всё, что он ей сделал. И Тёма с компанией. И не удостоенные такой чести, но желающие примкнуть, как Андрей Фомин. Даже Тоха с Грихой, и те туда же. Что делать? Рявкнуть-гавкнуть? Надавать подзатыльников? Но всем весело. Не со зла они это делают. Просто не видят, что Сашке давно уже не до смеха, и для неё – это уже настоящий бой, а не игра. Ну, я и заорал:
– Покровская! Держись! Иду на помощь!
Тут же практически все архаровцы повисли на мне. Помял-повалял немножечко, а тут и на урок пора. И как раз ко мне. Когда все уселись и приготовились к уроку, я не смог удержаться от морализаторства:
– Покровская, – говорю, – напомнила мне сегодня больного льва, на которого напала стая шакалов.
Тёма не дал мне договорить:
– Га! Покровская – больная!
– Лучше быть больным львом, чем здоровым шакалом.
Никто больше не смеялся. Может быть, им стало не стыдно, а обидно? Но я не боялся обидеть мальчишек. В этом классе мальчики дерутся с девочками, и это не считается дикостью, как в моём детстве. Феминизм победил, блин! И теперь мальчишки спокойно рассуждают о том, что Катю Федя не победит, а Сашу – одной левой.
Я сам в детстве был драчуном. В школе до пятого класса (до переезда и перехода в другую школу) я бился почти каждый день. Как правило, со своим лучшим другом – Сорокой. Переехал, настоящих друзей не стало, драться стало не с кем. Но ни в детском саду, ни в школе мне ни разу не пришло в голову ударить девочку. Может, это потому, что про унисекс никто не слышал. И были девчачьи игры и девчачьи вещи. И были мы и были они. Мальчики и девочки. Это не значит, что мы не играли друг с другом, но разница ощущалась. Это были другие игры. Не мальчишеские, но и не девчачьи.
Тридцать шестой урок. Живопись. Древних римлян мы представляем себе гораздо лучше, чем древних греков. Ведь до нас дошла не только скульптура, но и римская живопись. Как же она не сгнила и не сгорела, как почти вся греческая энкаустика? Даже извержение Везувия не погубило этих картин. Не погубило, а сохранило их до наших дней. В какой технике они были сделаны? Это были мозаики – картины, сделанные из кусочков цветного стекла – смальты. Бутылки бить не будем, а возьмём цветные восковые мелки и нарисуем картину так, как будто она сделана из кусочков смальты. Что-то рисовать не обязательно. Получите удовольствие от самого процесса. Торопиться нельзя. Белый цвет бумаги не должен просвечивать сквозь кусочки «смальты». Можно чуть-чуть между.
Времени больше нет. По программе. Школьной программой предусмотрено 36 уроков рисования в год. Один раз в неделю. Даже в младшей школе. Об уроках рисования в старшей школе и речи нет. И опять я в тепличных условиях. У меня два урока рисования в неделю. И класс мне делят на три группы. Я ворчу иногда, что 40 минут маловато. Но это я сравниваю с изостудией. Что я за это время мог бы сделать в классе, в котором человек тридцать. Или, не дай Бог, сорок, как было в моём родном классе. Бывали случаи, когда ко мне приходил весь четвёртый класс. И что? Я могу дать задание. Я могу «поддержать дисциплину» в классе. Причём вести себя приходится гораздо жёстче. Но диалога, к которому я так привык на своих уроках, не получается. Ни они не могут друг с другом поговорить – слишком шумно становится, приходится делать замечания. Ни со мной не получается пообщаться. Не успеваю сказать каждому хотя бы словечко. А тетрадей на проверку я не собираю. Мне надо здесь «оценить» работу. И не по пятибалльной шкале, а по-человечески, словами. Не умею я работать в настоящей школе.
Но самое главное – поборы в школе. В какой-то, пусть и не значительной степени мне стыдно, что я являюсь частью системы поборов в школе. Собирать деньги на материалы я не решаюсь, пишу список того, что нужно к урокам. Приносят далеко не все. Если приносят, то такое, что лучше бы не приносили (например, красивый флуоресцентный пластилин, который прилипает к рукам как цветные сопли). Но собирать ещё деньги я не решаюсь. Родители и так ежемесячно платят довольно крупную сумму денег, из которых, в числе прочих расходов, и зарплату мне дают. Остаётся утешать себя мыслью о том, что я такой ценный кадр, что денег на меня родителям не жалко. И они понимают, как важно то, что я работаю не с целым классом, а с группой человек в 8-10, и не один, а два раза в неделю. И впереди у нас ещё столько же уроков.
Тридцать седьмой урок. Лепка. Все любят работать с новыми наборами красок, цветной бумаги, пластилина. Приятно. Но интереснее копаться в стопках обрезков от старых наборов бумаги, в горах маленьких кусочков пластилина. В старых банках краски встречаются удивительные оттенки цвета. Сегодняшнее задание гораздо лучше получится у тех, кто будет внимательно разбирать собранную мной гору пластилина и найдёт там несколько оттенков жёлтого, несколько оттенков синего, красного, зелёного или даже белого. Мозаика, картинка из маленьких кусочков пластилина, у этих внимательных художников будет намного живописнее. Да. Мы опять делаем мозаику, только вместо смальты у нас кусочки пластилина.
Тридцать восьмой урок. Что ещё изобрели римляне, без чего не может обойтись ни один культурный человек? Мы ж стремимся быть культурными людьми. Должны знать корни своей культуры. И сталкиваемся мы с этим изобретением ежедневно. Если мы культурные люди. Водопровод? Конечно. Но умываться надо и грамотным, и безграмотным. Намёк поняли? Нет. Я говорю про буквы. Те буквы, которыми сейчас напечатано большинство книг, изобрели римляне. Обратите внимание, что на концах штамбов – палочек, которыми нарисована буква, есть поперечные штрихи – засечки. Кого же они засекли? Зачем? Эти буквы изобрели каменотёсы для надписей на величественных архитектурных сооружениях. Если вырубить, высечь в камне скарпелем штамб, его концы будут неровными, некрасивыми. Поэтому кончики немного правили, засекали короткими поперечными линиями – засечками. Сегодня пишем такими буквами надпись на величественном архитектурном сооружении – триумфальной арке. Эти надписи прославляли подвиги и превозносили достоинства тех, в честь кого они были воздвигнуты. Я на своей арке, без ложной скромности, пишу: «Слава – Славе!»