Доклад 2.

 Во всем, что касалось истории и способов её понимания, одним из самых удиви­тельных моих собеседников был великий учитель физики Анатолий Шапиро.

В отличие от поэзии и физики, история не очень вдохновляла его, - скорее несколько пугала своей непредсказуемостью и негуманностью, и потому он был к ней внимателен и осторожен. Внимателен и осторожен...

Анатолию Израилевичу Шапиро, даже в большей степени, чем сэру Арнольду Джозефу Тойнби, я хочу посвятить следующие тезисы.

Различие между естественными и гуманитарными науками вполне по­нятно и очевидно. Естественные на­уки имеют дело с объектами, кото­рые бытуют совершенно вне чело­веческого сознания, а лишь воспри­нимаются, отражаются и осмысли­ваются им. Науки гуманитарные имеют дело с произведениями, идеями, представлениями и знаковы­ми системами, которые также бес­компромиссно и целиком порожде­ны именно человеческим сознани­ем - литература, искусства, фило­софия, лингвистика, - и тем прин­ципиально отличаются от объектов наук естественных.

История, как кажется в первом при­ближении, занимает особое, сре­динное и в определенном смысле симбиотическое положение между этими видами наук. С одной сторо­ны, история имеет дело с феноме­нами, которые произошли на самом деле, произошли в натуре (в прямом, а не сленговом значении этого сло­ва), независимо от воли и вообра­жения познающего субъекта, - как дерево, дождь, землетрясение. С другой стороны, каждое историчес­кое событие или процесс - в про­тивовес событиям и процессам хи­мическим, физическим и биологи­ческим - уникально, невоспроизводимо и во многом порождено че­ловеческим сознанием, волей и представлениями.

Можно многократно повторять ес­тественнонаучные опыты и наблю­дения, устанавливая достаточно де­терминированные соотношения и закономерности, можно клониро­вать объекты живой природы и даже человека как биологическую струк­туру, но воспроизводить и клониро­вать историю невозможно. Что де­лает весьма сомнительным приме­нение по отношению к истории та­ких категорий, как закон, законо­мерность или причинно-следствен­ная связь. К тому же можно лишь гипотетически предполагать, в ка­кой мере история является порож­дением деятельности человеческо­го сознания, а в какой, независимо от последнего, является частью мак-росредовых процессов. Но тогда на каком основании мы считаем исто­рию наукой, что мы изучаем в исто­рии и зачем делаем это?

Один из множества возможных отве­тов на вопрос «Зачем?», собственно и делающий осмысленным включение истории в состав базовых учебных дисциплин, состоит в следующем. Душевно здорового человека от невро­тика или психотика отличает способ­ность осознавать и принимать в пол­ной мере реалии собственной жизни, органично соотносить свою жизнь и свой путь с адекватно и толерантно воспринимаемой внешней действи­тельностью, от которой он себя при этом отделяет, не растворяясь в ней и не растворяя ее в себе. Душевно здо­ровый человек осознанно и мотиви­рованно адаптивен к бытию, он спо­собен принять на себя ответствен­ность за собственную жизнь и соб­ственную историю в её реальном вре­мени, месте и событийной канве. Точ­но также и по абсолютно симметрич­ным основаниям здоровому обществу соответствует здоровое, полноценное и полноцветное осознание собствен­ной истории.

Это можно обозначить как личностно-терапевтический и социально-те­рапевтический смысл изучения исто­рии. Чем больше аспектов собствен­ной жизни, включенных в историчес­кий контекст, находится в поле осоз­нания человека, тем более устойчив такой человек. Ибо, как известно, «сны разума рождают чудовищ».

Здоровое историческое самосознание общества, словно здоровая корневая система, укрепляет его. Способность воспринимать происшедшее таким, каково оно есть, опираться на факты, а не на домыслы, мнения и оценки, способность к пониманию реальнос­ти и принятию собственной ответ­ственности за это своё понимание делает общество устойчивым и, в ко­нечном счете, жизнеспособным. Ре­дактирование и идеологизация исто­рического сознания, замена реального содержания истории «правильны­ми», «нужными», «патриотичными» и прочими «хорошими» историчес­кими схемами и фантазиями невротизируют и психотизируют общество, способствуют развитию в нем болез­ненных состояний.

Теперь можно достаточно внятно определить, что мы изучаем в исто­рии. Предметом изучения, предме­том знания в истории является хронотоп - «существенная связь вре­менных и пространственных отно­шений» (М. Бахтин). Соединение времени и места образует истори­ческие координаты некоего элемен­тарно целостного, совершенного, собранного в одну точку совокупно­го бытия - исторического события. История сама по себе, конечно же, нисколько не научна и не гуманитар­на. Это всего лишь жизнь во всей ее полноте. Но вот описание, осмысле­ние и исследование творимой чело­вечеством жизни также именуется историей и по рождению своему яв­ляется гуманитарной наукой.

Как каждая гуманитарная наука, история должна основываться на тексте. «Где нет текста, там нет и объекта для исследования и мыш­ления» (М.Бахтин). События и яв­ляются текстами истории. Поня­тия «хронотоп» и «событие» не пол­ностью синонимичны. Событие становится хронотопом в ходе его осмысления, изучения и понима­ния. И тогда хронотоп - это собы­тие, к которому обращены вопросы человека в процессе понимания.

Собственно» понимание, точнее, ди­алогическое понимание и есть логи­ка изучения истории. История, та­ким образом, предстает как поле текстов исторического бытия, яв­ленное в источниках - голосах ис­тории. Эти тексты иногда прямо говорят о себе, иногда зафиксиро­ваны в не имеющих собственной прямой речи, соответствующих ис­точниках, но всегда обладают спо­собностью порождать ответы на обращенные к ним вопросы. Не­посредственное знание историчес­кого события невозможно. Мы уз­наем о нем из исторического источ­ника и понимаем его {спрашиваем его) опосредованно также через ис­точник или источники.

Историческое знание рефлексивно: недостаточно просто что-либо знать, необходимо иметь вполне ясное представление, откуда и ка­ким образом мы это знаем. Знание является подлинным знанием лишь тогда, когда ему ведомо собственное происхождение.

Каждое историческое событие-текст содержит в себе бесконечное множество смыслов и значений. Эти смыслы и значения полностью при­надлежат некоторой эпохе (цивили­зации, культуре), никогда до конца, исчерпанно и законченно не могут быть поняты нами, живущими в ином времени, - и именно поэто­му очень важны и актуальны для нас (пока мы тоже еще не до конца ис­черпаны и закончены), для нашего сознания и опыта.

Диалогическое понимание - это, по сути, вопрос-ответное понимание. Мы задаем истории - событию, источнику - вопросы, и такие, ко­торые задавались ему ранее, и такие, которые в пределах синхронной данному событию эпохи перед ним не могли быть поставлены. Таким образом, мы обращаемся к иной исторической и культурной логике с позиций своей логики, осознавая как возможности, так и границы нашего понимания. Открывающи­еся нам смыслы и значения - это ответы истории именно нам.

Помимо хронотопов, предметом. знания в истории также могут быть их восприятия и истолкования в сви­детельствах, высказываниях и по­ступках людей, представления и мне­ния научных школ, политических, социальных, религиозных, культур­ных традиций или сообществ, та или иная концепция, тот или иной взгляд, отраженные в соответствую­щих источниках и неразрывно, де-терминированно связанные с сами­ми этими источниками.

Историческое бытие полифонично, равно как методы и способы его пони­мания. Нет и не может быть какой-либо одной единственно и полнос­тью верной, «суммарной» модели ис­тории, как не может быть исчерпан­ного понимания смысла историчес­кого события. Все опыты и варианты понимания, истолкования, коммен­тирования значений и смыслов исто­рии имеют определенные основания, границы и возможности. И, следова­тельно, сами по себе с полным пра­вом могут рассматриваться как пред­мет изучения, текст исторической науки. По отношению же к истори­ческому событию его восприятия, отражения и истолкования выступают не только как самостоятельный текст, но и как его (события) кон­текст - необходимейшая составная часть и условие диалогического пони­мания истории.

В то же время важно осознавать, что, в отличие от событий, такие катего­рии, как причина, следствие, исто­рическая закономерность, истори­ческий процесс, своей объективной природы не имеют и самостоятель­ным предметом исторического зна­ния являться не могут.

Исторические события - это «вещи в себе», существующие вне нашего сознания. А исторические процес­сы - это сознательные условные по­строения, возникающие вследствие нашего опыта понимания, опыта произвольной и субъективной сис­тематизации и схематизации взаи­мосвязей и взаимозависимости раз­личных исторических событий.

Что явилось причиной революции? Голод? Война? Политический заго­вор? Социальное стремление к росту и развитию? Социальная «аутоагрессивная патология»? А что можно счи­тать непосредственным следствием данных событий? И какова степень неизбежности и закономерности произошедшего? Благодаря данному факту случилось нечто, вопреки ему или вообще безотносительно?

Совершенно очевидно, что неогра­ниченное множество ответов на эти и подобные вопросы является не только допустимым и правомерным с научной точки зрения, но и при­надлежит к числу неотъемлемых прав каждого мыслящего и свобод­ного человека. Предпочтение и зау­чивание каких-либо одних вариан­тов мнении и истолковании в каче­стве объективной исторической ис­тины, равно как и безусловное, вне-контекстуальное использование применительно к истории таких ка­тегорий, как причина, следствие, закономерность, является совер­шенно некорректным. И предельно безнравственным в тех случаях, ког­да подобное диктуется политичес­кой конъюнктурой.

Высказанные соображения позво­ляют выстроить достаточно цель­ную теорию и практику изучения истории в качестве учебной дис­циплины.

В практическом аспекте необходи­мо выделить две составляющие:

- учебную программу, определяющую (с точки зрения ее составителей) актуальное историческое знание, его события-тексты, источники и важ­нейший исторический контекст (восприятия, отражения, теории);

-  учебную методику, определяющую, какими методами (через систему каких учебных задач и учебных ситу­аций) осуществляется учебный процесс и какие способы деятельно­сти, осознанные интеллектуальные умения осваивают ученики в ходе этого процесса.

Относительно методики необходи­мо выделить следующие весьма важные элементы. История «сама в себе», конечно же, есть органичная, целостная, живая система, а не на­бор дискретных, оторванных одно от другого происшествий и фактов. Но для того чтобы понимать, ре­конструировать смыслы и значения истории, мы с необходимостью должны основываться на вопросах, обращаемых к текстам истории (событиям, источникам), а затем лишь можем переходить к семан­тической дешифровке условного исторического процесса, опреде­ляя, например, его исходное и ко­нечное событие, мотивы, цели и ценности участников, итоги и ве­роятные последствия.

Вопросы к текстам истории могут быть следующими. Какие именно события происходили в данное вре­мя в данном месте? Что мы знаем об их содержании? Что мы можем счи­тать временными границами этих событий? Кто является их участни­ком? Каким образом, откуда мы про это знаем? Как возник и кому при­надлежит этот исторический источ­ник, это свидетельство? Каковы воз­можные отношения между этими событиями? Что способствовало именно такому ходу истории и что было бы в случае иного развития данных событий?

Кроме разнообразных видов уст­ной работы (комментированный рассказ, обсуждение, дискуссия, учебный диалог, чтение и разбор источников), могут быть предло­жены следующие виды письмен­ных работ: тесты, проверяющие освоенность предметов знания - исторических событий, источни­ков, авторизированных коммента­риев и толкований; рефераты и обзоры источников, историогра­фические исследования; рассужде­ния, сочинения, аналитические доклады; «письма предкам» (или потомкам).

Очевидно, что методическая со­ставляющая при обучении истории не менее важна, чем программная. Однако излишне подробная регла­ментация, а тем более унификация методики в реальных условиях на­шей образовательной системы ско­рее вредна, нежели полезна. По­скольку способна окончательно избавить преподающих историю от необходимости самостоятельно осознать смысл поставленных выше вопросов и дать на них свой ответ. Тот же, кто сам не ощутил труд и вкус собственного осмысления, вряд ли будет в состоянии призна­вать и уважать право на подобное для другого и, уж однозначно, не сможет научить этому.

А ведь есть все основания полагать, что история творится именно так, как она познается. И в одном случае историю будут творить свободные, активные, интеллектуально и духов­но трезвые и сознающие свою ответ­ственность субъекты, а в другом... Результат изучения истории преж­де всего индивидуален. Несмотря на то, что смыслом такового изучения является максимально возможное продвижение к исторической исти­не, - это индивидуальная, личная истина исследователя. Чем глубже, безупречней изучение, тем ближе исследователь к некоему предельно­му «постижению бытия», заключен­ному в истории, тем богаче смыслы, значения и секреты, которые исто­рия открывает и разъясняет ему.

Перефразируя одно известное выс­казывание из отечественной педа­гогической киноклассики, мы зак­лючим наши тезисы следующим образом: «Счастье - это когда ты понимаешь».

сайт гимназии "Очаг"