4.9. Из книги «Час ученичества». Открытие старого. Нить Ариадны
Педагог всегда говорит что-то самое простое,
казалось бы даже всем известное.
Однако очень трудно к этому простому пробиться.
С. Соловейчик
Из книги С.Л. Соловейчика "Час ученичества"
Все, кто держится за старое в педагогике, никогда, конечно, не объявляют себя во всеуслышание ретроградами. Боже упаси! Они лишь выступают в защиту детей от опасных новшеств, которые должны якобы погубить ребенка. О чем печется гимназический директор, отстаивая розги? Конечно же, об интересах ребенка, только о них! Под предлогом «защиты детей» был смещен не один замечательный педагог. Ведь детей «защищали» даже и от Песталоцци! Нужно было показать, что новая педагогика, которая стучится в дверь века, не только не опасна детям - она благотворна для них. «Если уничтожить строгую дисциплину - и школа разрушится, дети останутся без знаний», - пугали со всех сторон. Как доказать, что казарменная дисциплина вовсе не обязательно должна сопутствовать учению?
Кто это сделает?
Кто решится поставить такой дерзкий опыт - опыт на детях?
И вот в эти же самые 60-е годы в России возникает школа - сначала только одна! - до того не похожая на все остальные, до того противоречащая принятым в педагогике правилам, что даже передовые учителя были смущены: а можно ли так учить?
Судите сами. Во все училища дети идут как на каторгу - в эту сами сбегаются с раннего утра, намаслив для красоты волосы коровьим или деревянным маслом, у кого какое есть, а то и просто квасом намочив голову, - сбегаются задолго до того, как ударит колокол, начинавший первый урок. Во все школы ребята идут, томясь от страха: «Вдруг вызовут? Вдруг забыл вызубренное накануне?» В этой уроков на дом не задают и вообще не вызывают к доске; ученики и не знают, что такое страх перед учителем. Во всех училищах и гимназиях ученики встречают учителя стоя навытяжку - здесь, бывает, учитель, войдя в класс, может застать огромную кучу малу, и не сразу, постепенно распадается она, не сразу приходят в себя расшалившиеся... Но вот они начинают слушать учителя, обступают его тесной толпой, прижимаясь друг к другу и к учителю, заглядывают ему прямо в рот и затаили дыхание от любопытства и интереса. А если ученики выполняют задание и кто-то отличится, учитель, от радости, от избытка чувств может подхватить отличившегося под мышки и посадить на шкаф, к потолку. На переменке 32-летний учитель, «дюжой, гладкий и некрасивый» катается с ребятами на коньках, вертится на турнике, дает мальчишкам пощупать, какие у него мускулы, или устраивает соревнование: «Бейте меня по спине кулаками. Кто сильнее ударит?» Ребят он зовет шутливыми кличками: «Васька-карапуз», «Мурзик», «Обожженное Ушко». Ребята смеются:
- А вас как дразнили в детстве?
- Меня? Лёвка-пузырь...
На уроке тоже полное равноправие. Учитель просит ребят написать рассказ по пословице, а они отвечают ему: «А ты сам попробуй напиши», и учитель садится писать, показывает сочиненное детям, а те недовольны его произведением, поправляют его, сочиняют заново...
Больше того: в этой школе примерно раз в неделю ученики вдруг - задолго до конца уроков - хватают шапки и разбегаются по домам. Учитель кричит им вдогонку: «Куда вы? Еще уроки...» - но его не слушают. Так, кто-то что-то сказал, какое-то поветрие прошло: неохота сегодня учиться, и класс разбежался. А учитель не сердится. Он считает это нормальным и чуть ли не обязательным: чтобы дети могли раз в неделю вот так сбежать с уроков, а потом прийти как ни в чем не бывало. Это значит, говорит учитель, детям в школе хорошо...
Учитель этот считает, что дети - те же взрослые, и такие же у них потребности, и так же они мыслят, и все они сами хотят учиться - нечего их заставлять, ибо принуждением взрослые не поддерживают учение, а губят его.
Пожалуй, такую странную школу не смог бы создать человек, который получил формальное педагогическое образование или хотя бы сам в детстве посещал какую-нибудь школу. Воспоминания детства цепко держат взрослого человека. Но Лев Николаевич Толстой - а это он был создателем и учителем почти фантастической школы в Ясной Поляне - сам ни в какой школе не учился. Он, правда, перечитал много педагогических сочинений, он объездил лучшие учебные заведения Европы, и всюду увидел одно: невежество, вольную или невольную жестокость учителей по отношению к детям, «глупость и вялость и дисциплину механического учения и тусклые, без света глаза учеников...». Слово, сказанное Толстым в педагогике, было переворотом…
Открытие старого
В первой половине XIX века во Франции вышли мемуары придворной модистки Марии-Антуанетты мадемуазель Бертен (Специалистам эти мемуары известны как пример литературной мистификации, поскольку подлинным их автором являлся Жак Пеже (1758- 1830). Из занятных мемуаров читателям суждено было особо запомнить высказывание, ставшее крылатым даже далеко за пределами Франции: «Новое - это хорошо забытое старое».
Слова эти в мемуарах относились к тому месту, где речь шла о подновлении модисткой старого платья королевы. Сама мысль была в то время воспринята как новая только потому, что и она, видимо, была хорошо забыта. Припомним: «Что было, то и будет; что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «Смотри, вот это новое», - но это уже было в веках, бывших прежде нас». Так поучал читателей ещё библейский царь Соломон.
Ежегодно вокруг нас появляется много новых идей, терминов, направлений. Этот процесс активно происходит и в современной педагогике. То появляются, то пропадают новые названия - педагогика сотрудничества, эвристическое, проблемное обучение, деловые игры, рефлексия, структурный анализ, диалог культур, социоигровая педагогика, методика погружения, школа радости и т. д. За каждым из них подразумевается новое, своеобразное педагогическое (или дидактическое) направление. Но, во-первых, смысл каждого из направлений заключается в том, что можно выразить простой формулировкой - «хорошая педагогика» или «качественное обучение», и поэтому в своем конечном результате почти все направления сливаются. И во-вторых, каждое из направлений по сути дела является открытием современного варианта ранее известного.
В трудах Я.А.Коменского, И.Г.Песталоцци, И.Ф.Гербарта, Ф.Дистервега, К.Д.Ушинского, А.С.Макаренко и других корифеев прошлого мы найдем массу удивительных, актуальных, мудрых мыслей, которые могут реально помочь сегодняшнему общению воспитателя с ребёнком, учителя с учеником. Но дело в том, что эти мудрые мысли становятся нам, современным читателям, видны лишь после того, как мы к ним уже пришли самостоятельно. Наука о понимании - герменевтика - констатирует, что в книгах мы, читатели, можем найти или пищу для размышлений над уже знакомыми и доступными проблемами, или подтверждение правильности своих решений. Но не сами решения!
Понимание, если оно не фиктивное, всегда современно. Поэтому, когда кто-то из нас приходит к очередному пониманию, разгадке секрета педагогического мастерства, то это становится потенциально понятным и всем остальным педагогам. Закономерность эта хорошо прослеживается во взаимном отношении педагогики сотрудничества и педагогики народной. О народной педагогике было известно всегда, время от времени ей посвящались научные исследования. Но большинство современных учителей стали постигать её мудрость через кем-то открытый современный вариант - педагогику сотрудничества.
Если новое - это хорошо забытое старое, то, может быть, нужно пользоваться старыми названиями? Естественное течение жизни дает отрицательный ответ. Хорошо забытое старое возрождается только при появлении нового. К тому же два разных варианта - старый и новый - в своих деталях обязательно будут отличаться, поэтому даже с логической точки зрения их было бы неправильно обозначать одним старым словом-понятием.
Нить Ариадны
Та часть педагогики, которая ведает обучением, как известно, называется дидактикой. Она обычно предлагает учителям и воспитателям рассматривать свою профессиональную деятельность в такой последовательности: от принципов к методам, от методов - к целям урока или занятий, от целей - к задачам, от задач - к приёмам, от приёмов - к результату.
Все, кому приходилось составлять конспекты занятий, помнят то чувство уныния и унижения, которое возникает, как только принимаешься за формулировку целей, задач, приёмов, результатов. Если занятие живое, то в нём, как в жизни, все взаимно переплетено, поэтому расчленять при подготовке планируемое время жизни на кусочки и выстраивать из них логическую последовательность часто представляется делом ненужным или даже вредным.
Возьмём, к примеру, явно необходимое в работе с детьми дидактическое требование наглядности. Даже в педагогических исследованиях наглядность в обучении рассматривается то как прием, то как метод, то как принцип, а в ходе описания самого протекания занятия называется то целью, то задачей, то результатом. То есть живой процесс, возникающий на занятиях, ученые в исследовательских целях то так, то эдак разъединяют на удобные для анализа части и добиваются научного результата. Но учителям и воспитателям на занятии нужно не достичь научного результата, а воссоздать жизнь. Им же советуют и навязывают тот же дискретный путь, которым идут учёные.
Для социоигровых подходов к практике обучения характерно отсутствие дискретности, то есть в них дидактические знания и советы не расчленяются на части: это принципы, а это методы; вот приемы, а вот результаты. Социоигровая «дидактика» - это не этажерка, на полочках которой разложены дидактические знания, а своеобразный клубок.
В Древней Греции существовал такой миф: жители Афин по требованию критского царя каждый год отправляли на его остров семь юношей и семь девушек на съедение чудовищу - полубыку-получеловеку Минотавру. Он жил в построенном для него лабиринте, из которого никто не мог выйти. Афинский герой Тесей собрался убить Минотавра. Дочь критского царя Ариадна решила помочь ему.
Когда Тесея и обреченных на растерзание юношей и девушек повели в лабиринт, Ариадна тайно от отца передала Тесею острый меч и клубок ниток. Начало нити было привязано у входа в лабиринт. Когда Тесей убил чудовище, то по нити он нашел обратный путь из лабиринта и вывел оттуда всех обреченных.
Если сравнить социоигровую «дидактику» с нитью, то прежде всего отметим, что нить эта довольно нежная. При грубом обращении она легко может порваться, и тогда из лабиринта ортодоксальных дидактических предписаний педагог, ведущий за собой группу детей, может не выбраться, даже если он победит в себе Минотавра.
Каждый учитель или воспитатель находится в собственном лабиринте, и его профессиональное мастерство определяется соответствием длины нити (то есть размером «клубка» желаний) той стезе жизни, которая когда-то им была выбрана.
«Принципы» социоигровой педагогики пересекаются друг с другом и переплетаются, как волокна, составляющие нить. Поэтому рассказ о разных принципах становится рассказом об одном и том же, только с разных сторон, а именно: об организации занятия как игры-жизни между микрогруппами учеников (малыми социумами - отсюда и термин «социоигровая») и одновременно в каждой из них.
Один из этих «принципов» (трудно назвать его порядковый номер - первый, пятый или последний), снятие с педагога оценивающей, судейской роли, мы проиллюстрировали примером упражнения со стульями.
К сказанному о «судействе» добавим, что многие учителя очень боятся открытых уроков и занятий. Они боятся, что над ними будет учинен суд, какой на занятиях они сами устраивают детям. Боятся они и того, что от них потребуется недобровольный анализ («самосуд»), который они сами так настойчиво навязывают детям. Быть под вынужденным судом, все равно чьим - своих коллег, самого себя или вышестоящих методистов, им не хочется. Им страшно, что раскритикуют, засудят и пойдут пересуды. Но если педагогам на занятиях вместо роли судьи брать роль советчика, то, как показывает жизнь, страхи перед коллегами, посещающими их уроки, постепенно начинают исчезать. И ученик к ним начинает относиться по-другому, видя в них добрых советчиков, а не всезнающих судей. Впрочем, верующим людям это хорошо известно: «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы».
Другим общим принципом, позволяющим социоигровой нити Ариадны быть цельной, является отношение к педагогическим задачам, в которых всегда в большей или меньшей степени дидактические условия сливаются с дидактическими условностями. Иногда их действие на педагогов можно сравнить с шорами - есть такое приспособление, которое жокеи надевают лошадям, чтобы они не глазели по сторонам, не отвлекались и не пугались посторонних предметов. Но на занятиях ничего постороннего в жизни детей для педагога быть не может, и если мы стремимся построить работу таким образом, чтобы на уроках дети, занимаясь, жили естественной радостной жизнью, то от дидактических шор приходится отказываться.
Случается, что умение использовать на уроках свой активный жизненный опыт у некоторых школьников к старшим классам почти полностью атрофируется. А ведь, как правило, начинается все с первого класса, с какого-нибудь пустяка! Например, с объяснения учительницей нового материала по арифметике, допустим, знакомства с цифрой, числом, понятием «4». Ведь в классе кто-то наверняка ездит к бабушке на каком-нибудь четвертом или четырнадцатом автобусе. А кто-то живёт на четвертом этаже или в шестьдесят четвертой квартире. Или в доме № 5, и знает, что дом № 4 находится напротив. А кто-то уже самостоятельно прочитал книжку, в которой двенадцать страниц (и уж четвертую страницу найдет в ней без труда). Но дидактические шоры помогают учительнице не замечать этих учеников. И дети это быстро начинают понимать и даже помогать ей, делая вид, что они и вправду ничего о «4» не знают.
В средней школе эта ситуация углубляется ещё больше. Так, ежедневная тренировка приводит к тому, что к 10-му классу ученикам действительно кажется, что они вообще ничего не знают.
Умение использовать на занятиях свои ранее ненароком накопленные знания оказывается не только неразвитым, но даже подавленным.
Во избежание подобных тяжелых последствий социоигровой подход предлагает учителям и воспитателям руководствоваться принципом полифонии («133 зайца»).
Каждый удачный прием уникален, и его педагогическая ценность огромна. И поэтому он достоин того, чтобы его фиксировать, помнить, передавать. Но жизнь течет своим чередом. И когда в новой ситуации (например, на занятиях с новыми детьми) мы хотим повторить прежде найденный или открытый прием, надеясь получить, как и прежде, высокие результаты, то эта надежда незаметно для нас превращается в шоры, и в зашоренном состоянии мы прибегаем первыми к финишу, оставляя одиноких детей далеко позади.
«Всё течёт. Всё изменяется», - учил основоположник диалектики древнегреческий философ-материалист Гераклит из Эфеса, который жил в VI-V в. до н. э. Сохранились лишь незначительные отрывки из его трудов, в которых он доказывал совершенно новую для той эпохи мысль, что все в природе движется, все меняется, все находится в процессе возникновения и исчезновения. Выражения «все течет», «все меняется» в сохранившихся отрывках отсутствуют. Они известны в передаче Аристотеля и Платона, часть работ которых дошла до нас почти в полном виде. В труде, который называется «Кратил», Платон сообщает: «Гераклит говорит, что все движется и ничего не стоит, и, уподобляя сущее течению реки, прибавляет, что дважды в одну и ту же реку войти невозможно».
Интуитивно все практики это хорошо чувствуют, и выход из положения они, и мы вслед за ними, нашли следующий: они возводят конкретный прием, ценность которого была открыта на собственном опыте, в принцип, и тогда он порождает дочерние конкретные приёмы, то есть варианты. Иногда эти варианты очень сильно отличаются от первоначального приёма-принципа, иногда - только отдельными деталями. Но и в том и в другом случае они помогают возникнуть подлинной жизни, которая, как учил Гераклит, не стоит на одном месте, которая постоянно обновляется.
Любой ортодоксальный учёный муж может оспорить законность любого самодеятельного социоигрового принципа на том основании, что он построен не на научных обобщениях. «Совершенно верно! - с готовностью согласимся мы. - Он не свит, как канат, из многих нитей-приемов». Любой из принципов сам является приёмом, найденным на практике и на практике проверенным. Пользуйтесь им на здоровье, порождая по его образу и подобию собственные приемы, удобные для воссоздания жизни на ваших занятиях.
Очевидно, что во время занятий деление детей на группы является приёмом, возвышенным до принципа.
