6.2. Урок царя Салтана
В нашем научно-педагогическом опыте бережно хранится и такой поучительный случай. Ученица первого класса однажды подошла с раскрытой «Родной речью» и, показывая на страницу, где был помещен портрет Пушкина и четверостишие из «Сказки о царе Салтане» с красочной иллюстрацией, спросила:
– Тут вот написано, что Пушкин – великий русский поэт. А почему он великий? Вот стихи:
В синем небе звёзды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу идет,
Бочка по морю плывёт.
И что в них особенного, чтобы Пушкина называть великим?
В то время мы как раз приступили к разработке идеи «видеть своими глазами». Пафос этой одной из центральных в театральной педагогике идеи заключается в том, чтобы во время урока (или занятия в самодеятельном кружке, профессиональной студии) не навязывать ученикам (какого бы то ни было возраста) своих взрослых эстетических оценок. И уже были проведены первые пробные занятия со школьниками по освоению текстов русской классики (в том числе, и стихов Пушкина), по созданию каждым читателем своего личного произведения как результата «перемножения» содержимого текста на содержимое собственного жизненного опыта. Но то были подростки и старшеклассники, а тут – первоклассница. Там тексты для работы выбирались, в основном, заранее, и обязательно в полном, авторском варианте. А здесь – четверостишие, в котором и развернуться-то негде, а отсылать первоклассницу к «академическому» изданию текста «Сказки о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди» нам показалось недостаточно этичным. Но успокаивала мысль, что отсутствие даже приблизительного ответа на вопрос ребёнка будет, по крайней мере, гарантировать отсутствие нашего взрослого давления.
С предложением пересказать четверостишие своими словами – этот приём со времён Станиславского широко используется в театральной педагогике – девочка справилась легко: ночь, светят звёзды, шумит море; в небе плывёт тучка, а в море – бочка. Потом она, по моей просьбе, сверила свой пересказ с текстом и никаких расхождений не увидела, даже не обратила внимание на явную замену авторской «тучи» собственной «тучкой».
Тогда мы предложили каждое слово отрывка мысленно перевести в картинку, в зрительный образ. Первоклассница стала с удовольствием рассказывать, как она представляет себе шум вечернего моря; синее небо, на котором мерцают появляющиеся звезды; как по небу, закрывая мерцание звезд, медленно, почти незаметно движется темная тучка; как на волнах, закрывая блики плещущихся волн, колышется тёмный силуэт бочки.
Но зацепок для получения ответа на поставленный ею вопрос опять не возникало. Одолевало беспокойство – что дальше? Ведь восприятие, оставшись без некоей целостности, будет всего лишь примитивным пониманием разрозненных слов, ощущения же поэзии не возникнет. Но как человеку семи лет прийти к этой целостности? Да и как эту целостность увидеть самому? Не находя никаких других вариантов в сложившейся ситуации, пришлось идти напрямик:
– А теперь попробуй все это объединить и представить сразу все вместе.
Первоклассница подняла глаза к потолку и замерла. Через несколько секунд она негромко и легко произнесла:
– Зеркало.
Пришлось переспросить: «Что зеркало?». И после небольшой заминки она ответила:
– Получается зеркало! – Тут школьница переключилась на нас и с энтузиазмом пустилась объяснять: – Что делается на земле, то отражается на небе. Как в зеркале. В море плывет бочка, и она отражается в небе тучкой.
– А как же звёзды?
– Волны ведь «хлещут». Они плескаются, и на них огоньки. И в небе их отражение – звёзды.
Предложенный первоклассницей образ зеркала – поразителен. Но, восхитившись, мы тут же поймали себя на желании поправить первоклассницу и объяснить, что, наверно, не земля отражается в небе, а наоборот – то, что происходит на небе, отражается на земле. По небу туча идёт (в глаголе заявлено некое целеполагание), а бочку – как её отражение, как её тень – несет по волнам вслед за ней. Да и по многим мифологическим представлениям именно небо управляет событиями, совершающимися на земле.
Но при первых же словах уловив её непонимание, у нас хватило выдержки замолчать. Все наши благие намерения поправить, углубить, уточнить – такая малость по сравнению с её открытием. И зачем затаптывать его своими взрослыми, непосильными для понимания ребёнка уточнениями. Лучше поступиться своим желанием быть перед ребёнком всегда умным и всезнающим лидером. Лучше уступить это лидерство ребёнку. Легко поучать, подправляя найденный неожиданный вариант. Но ведь раньше его не было, и подарен он был ребёнком. И если бы не он, то и подправлять было бы нечего.
– Теперь я поняла, – кивая головой, сказала первоклассница, – почему Пушкина называют великим поэтом. Слова совсем обычные, – а так интересно и необычно все получается.
Было видно, что её захватила радость открытия.
Её открытие надолго захватило и нас. Ведь «зеркало», увиденное ею в небольшом фрагменте, может послужить смысловым образом (в театральной режиссуре – зерном трактовки) всей сказки в целом. Человек планирует, а судьба устаивает все по-своему. Мечтая о титуле царицы, одна из трех девиц собиралась накормить весь мир, другая – всех одеть, но стать царицей им было не суждено. И чего они только ни предпринимали: и оклеветали государеву жену с сыном, и по собственному почину приказали, засмолив бочку, бросить их в Окиян, и много других поступков пришлось им совершить в борьбе с тем, что было определено судьбой и небом... Но предотвратить начертанное свыше не смогли.
Беседа с маленькой девочкой не только заново открывала смысл старой премудрости – в капле отражается море (даже фрагмент сохраняет и несет в себе все свойства гениального произведения), но и показывала принципиальную возможность преодолевать герметизм (случающуюся непроницаемость) искусства и поэзии, в частности.
