«Учительская газета», 1986 год, 11 октября 

Вслед за Евгением Николаевичем Ильиным Останкинская телестудия принимала Виктора Федоровича Шаталова. И снова успех! Идет учитель, наша гнет!

Кто старое помянет, тому глаз вон; но кто старое забудет, тот сам ослепнет. Какие перемены на дворе! Еще вчера, кажется, имя Шаталова, без всяких на то причин, по прихоти различных деятелей регресса, было буквально под запретом, так что режиссеру останкинской встречи Т. Маловой и редактору С. Кунгурцевой, мастерски справившимся с трудной своей работой, пришлось использовать старый, многолетней давности фильм Вадима Виноградова – на телевидении, видимо, не нашлось и ста метров пленки с уроков выдающегося учителя – не снимали, боялись. А сегодня? Вся страна увидела Шаталова, вся страна влюбилась в него. Все вокруг говорят о том, с каким достоинством он держался, восхищаются интеллектуальной мощью учителя, удивляются, встретившись с великим педагогическим мастерством. Говорят: «Наконец-то! А то нас почему-то учат жить с экрана все больше артисты».

Трудно предсказать, какие будут отклики в общей прессе, но в профессиональной газете обсудим передачу не на уровне «понравился – не очень – не понравился», не на уровне «есть метод – нет метода», не на уровне «артист, мастер, но не все же Шаталовы». Для оценки явления такого масштаба, как шаталовская методика, надо выйти за рамки передачи и хоть вкратце проанализировать современную педагогическую ситуацию. Во всех сферах нашей жизни открыто, страстно, а то и сердито обсуждают причины застойных явлений, наметившихся в семидесятые годы и в начале восьмидесятых, выбирают новые пути. И только в педагогике все «уже было», страсти отшумели при обсуждении реформы и улеглись, и кажется, будто и говорить не о чем, остается лишь выполнять намеченное реформой и рапортовать об успехах, а если таковых нет, то обещать, что вот-вот, когда приняты новые планы и программы, реформа развернется «вширь и вглубь».

Но если бы сегодня вновь стали обсуждать наболевшие проблемы школы, то говорили бы точно то же самое, что и три года назад, – можно было бы просто перепечатывать старые статьи. Ничего не изменилось. Для повышения эффективности обучения и воспитания не сделано ничего существенного. А между тем ситуация складывается очень сложная.

*  *  *

Чтобы школьник учился, у него должны быть хоть малые способности и он должен хоть сколько-нибудь стараться, это очевидно. Способности и старание ученика – две ноги учения, без которых способности и старание учителя пропадают втуне. «Способного, но ленивого» почти так же трудно учить, как и неспособного. Поэтому веками школа придерживалась неписанного правила: «Не умеешь – научим, не хочешь – заставим». Школа и заставляла детей стараться всевозможными мерами принуждения. Но всякое наказание, даже обычная двойка, действует лишь потому, что в случае, если наказание не помогло, меры устрожаются – и так вплоть до исключения из школы. Когда в начале семидесятых годов был принят закон о всеобщем среднем образовании, закон гуманный, необходимый стране и своевременный, то исключать стало невозможно, и все наказания, одно за другим, потеряли силу. Поставь учитель хоть двадцать двоек, все равно он закроет их тройкой, и ученики это знают. Учитель оказался беззащитным перед учеником, ему осталось уповать только на семью. Не случайно так обострились отношения между школой и семьей: теперь учатся только способные или те, кого принуждают учиться дома. Без помощи родителей учить детей, совершенно лишенных старания, невозможно. Ученик становится необучаемым, а вскоре и невоспитуемым. Потеряв опору в принуждении, учение осталось как бы на одной ноге. Закон и законодатель, видимо, предполагали, что школа умеет или научится учить всех. Но вместо того, чтобы открыто объяснить трудности, искать дельное решение, стали уповать, как это было в ту пору и в других сферах жизни, на административный нажим, на чисто волевые способы действия. Именно в ту пору распространилась ложная теория, по которой всякое действие учителя – это требование в той или иной форме. Потребуй от ученика, если он не выполнит требование – накажи. И это как раз тогда, когда наказания потеряли силу.

В поисках выхода некоторые ученые говорили о необходимости ввести в число основных принципов советской дидактики принцип интереса. Но, после дискуссии, предложение это было отвергнуто. Принцип интереса так до сих пор не принят – под тем предлогом, что «школа, дескать, не цирк». Не цирк, это верно, но и не ринг, где учитель бьется с учеником. Без старания, без интереса, без увлечения учением, без экономической необходимости учиться – что же остается? Одно только «давай-давай», обращенное к учителю. И пошло, и пошло! Почин за почином! Москвичи выдвинули: «Урок на уровень современных задач!», «Каждому школьнику глубокие и прочные знания!», «Образцовому городу – образцовые школы!», «От творчески работающего учителя – к творческому коллективу!», «Каждого школьника научить учиться, жить и работать по-коммунистически!». И волгоградцы не отстают: «Каждому уроку – отличную подготовку, современные методы, высокое качество». А Киев чем хуже? «Начальному звену образования – высокий уровень обучения, коммунистического воспитания!». Белоруссия: «Работе с педагогическими кадрами – творческий характер!». Одесские просвещенцы: «Каждому учителю – высокое педагогическое мастерство».

Нет, не думайте, я их не коллекционировал, эти почины, я списал их в одной школе, где работают по всем починам сразу – и по московским, и по одесским – какая разница?

Результаты такого рода подходов к учению детей не замедлили сказаться: в школах стало появляться все больше отпавших от учения детей и подростков – не исключенных, но и не учащихся. Они приходят в школу без листка бумажки, их не вызывают, не спрашивают, от них ничего не требуют. Теория тотальной требовательности обернулась ужасающей нетребовательностью к детям. Дисциплина в школах стала падать.

Московская учительница математики с тридцатилетним стажем, методист, кандидат педагогических наук, женщина умная и совестливая, получила квартиру в новом районе и перешла в школу поближе к дому. Ей достался восьмой класс, собранный из разных школ Москвы. Учительница рассказывает:

– Я не могу их научить. Они через две недели забывают материал. Они не умеют учиться.

«Как вы учите? – спросил я другую учительницу, на этот раз в Ленинграде. – «Поверх голов», – ответила она грустно.

Я был недавно на экзамене по математике на вечернем отделении одного из московских техникумов. На вопрос, сколько будет пять процентов от трехсот, девушка, за ней другая и третья ответили: шестьдесят. На вопрос, что такое процент, они ответили молчанием. При мне произошел такой диалог:

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ. Вот я написала х, а сверху, справа, пишу вот такую маленькую циферку – как она называется?

ВЫПУСКНИЦА ДЕСЯТИЛЕТКИ. Не знаю, у меня с математикой плохо...

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ. О математике мы с вами не говорим, математику я вас не спрашиваю. Это ликбез...

Мне советовали: спросите номер школы, узнайте, кто их учил, это безобразие! Можно и опросить, можно и узнать, но чем виноваты эти учителя? Сколько можно всякую вину валить на учителей? Может быть, спросить с тех, кто вынуждает их постоянно, изо дня в день, из года в год поступаться своей совестью, действуя по принципу, постоянно мелькавшему в заголовках статей в дни обсуждения реформы – «Три пишем, два в уме»? Мелькал, мелькал заголовок, примелькался, всем надоело, стыдно писать об этом – но что изменилось? Старые методы не годятся, новые не ищут или отвергают, что же остается учителю, директору, заведующему роно и облоно? Да именно то, что они и делают – выставляют ложные отметки, составляют подложные сводки. Сначала министерства отбивались, потом стали признавать, что процентомания есть, потом сами возглавили кампанию против процентомании. Очень удобно! Все нормально, да вот процентомания виновата. Решительно ликвидировать! Отменять вообще отчеты об успеваемости!

Отменили. И тут же стали требовать «информации об успеваемости» – и не могли поступить по-другому.

Представим себе, что завтра все заклинания обретут какую-то неведомую силу и процентомания в самом деле вдруг испарится, все учителя начнут ставить именно те отметки, которых заслуживают ученики, – что в уме, то и в журнале. Задумаемся: что начнется в стране? Сколько будет второгодников? Какие потери понесет государство? Сколько драм в семьях? Гласность – гласностью, но, сказать по совести, я бы не решился вслух назвать ту цифру успеваемости, которая отражала бы действительное положение дел.

Когда обсуждали проект реформы, некоторые горячие головы предлагали переводить из класса в класс и выпускать из школы с двойками. Но этот опыт уже много лет проводится в США во всеамериканском масштабе, и результаты его известны: минимум 15 процентов неграмотных на выходе из средней школы. Не плохо обученных, а вовсе неграмотных! Да и как же учить класс, в котором хоть несколько человек совершенно равнодушны к учению, учителю и отметкам? К тому же наш закон, в отличие от аналогичного закона в США, требует, чтобы дети не только учились до стольких-то лет, но и были реально обучены, получили образование. У нас нет закона о всеобщем посещении школ, у нас закон о всеобщем образовании, и притом среднем.

Кстати сказать, этот закон касается и ПТУ, коль скоро они называются средними. Посмотрите, что мы делаем? Необученных старшеклассников сплавляют в училище, держат ребят в страхе: «А то в ПТУ». Школе, конечно, полегче, но что будет с ребятами из ПТУ, которым выдают аттестаты о среднем образовании, не давая самого этого образования?

Что же делать? Надо открыто и ясно признать, что мы не умеем, не можем пока что обучать всех детей, потому что у нас нет соответствующего метода. Вновь и вновь стоит повторить: методом, основанным на отборе и отсеве детей, невозможно учить всех без отбора и отсева, потому что многие дети перестают стараться. Не полагаясь на мифическую силу «требовательности», на чудо починов, не затуманивая себе голову ложными сводками, надо искать новые, действенные, эффективные в современных условиях методы обучения и воспитания детей в школах.

 

*  *  *

Первым поднял тревогу, первым стал искать метод, который заменил бы принуждение, замечательный наш дидакт В. А. Сухомлинский. Вы знаете знаменитый парадокс Сухомлинского? «Чтобы ученики хорошо учились, надо, чтобы они хорошо учились». Ответственность за старательность учеников теперь ложится на учителя, и надо искать новые способы вызывать старательность, иначе учение не идет. Все наши замыслы превращаются в прах, если нет у ребенка желания учиться, – не говорил, не писал, а буквально кричал В. А. Сухомлинский, но, надо сказать, к нему не прислушивались.

Примерно в это же время, в конце пятидесятых годов, словно предвидя будущую необходимость в его трудах, начал свои эксперименты никому еще не известный директор школы, потом учитель Виктор Федорович Шаталов. Не зная об идеях Сухомлинского, В. Шаталов применил, по сути, тот же подход и разработал методику, которая позволяет учить детей не только без двоек, но и без какого бы то ни было принуждения. Сухомлинский не ставил двоек маленьким, подбирался к восьмилетке; Шаталов же учит без плохих отметок до выпускного класса включительно. При этом он, как мы слышали в Останкине, проходит с ребятами за год программу и двух, и трех лет. У его учеников в десятом классе был свободный день среди недели – за счет математики и физики. Вся программа пройдена.

Даже если бы Шаталов один научился учить без принуждения всех, в том числе и самых малоспособных учеников, это было бы очень важно. Но ведь его последователи, обученные на семинарах буквально в считанные дни, получают примерно такие же результаты, если могут применять методику открыто, не таясь. Ведь до сих пор по Шаталову учили чуть ли не тайно. Было так: его приглашают в областной город, он выступает при огромном стечении народа в политехническом институте, а в педагогический институт ему путь закрыт. Кто же из учителей, кроме отчаянных храбрецов, станет перенимать его метод? Однажды я видел на стене в математическом кабинете одной из школ картинки из «Огонька». «Зачем это?» – спрашиваю. – «Для инспекторов». Распахнули крылья доски, а там, под картинками – конспекты Шаталова. Математике учат тайным способом! «И получается?» – (Получается. Даже Сережа Н., он за восемь лет ни разу уроков не учил, даже он написал конспект на коленке». – «Чего ж хорошего – на коленке?» – «Ну, с коленки-то в голову мы переведем!».

 

*  *  *

Что же сделал Шаталов? Чем он заменил принуждение? Да тем, что он учит детей хорошо учиться. Побуждение к старательному учению педагоги обычно видят в том, чтобы ввести на урок «воспитательный момент», провести сбор «Береги минутку», повесить для галочки стенд «Учись учиться»; к учению побуждают нотациями, уговорами, увещеваниями, призывами к долгу. Я знал директрису, которая могла вызвать двоечника-четвероклассника на педсовет и с пафосом укорять его: «Но ведь ты же советский человек!» – а дети над ней смеялись.

Шаталов не призывает к долгу, не уговаривает, не убеждает, он действует в другой плоскости: он реально развивает способности ребенка, дает ему радость успеха, притом мощного, быстрого, заметного, и тем как бы вселяет в него душевные силы, вызывает страстную охоту учиться. Многие учителя умеют вызвать интерес к своему предмету, Шаталов тоже достигает этого, но еще больше его ученики любят не предмет, а сам труд учения. Психологи изучают отдельно развитие ума (одни), отдельно мотивацию (другие), поэтому их теории так трудно приживаются в школе. Шаталов же ставит учение на две ноги, дает ему должную опору – он объединяет разделенное в теории. Способности вызывают старание, старательностью развиваются способности. «Не можешь – научим, не хочешь – приохотим», – так можно было бы выразить правило Шаталова.

Старательность шаталовского ученика рождается не принуждением учиться и даже не побуждением, она взрастает изнутри ребенка, увлеченного победным своим делом. «Учение должно быть победным», – пишет Виктор Федорович. Можно принимать конкретный метод Шаталова, можно не принимать его, но нельзя миновать то направление в педагогике, которое впервые с такой силой выражено в его уроках и книгах. Вот почему после передачи о нем все говорят, как о выдающемся педагоге.

 

*  *  *

Вновь, как и на встрече с Е. Н. Ильиным, на телевидении побоялись методики, о которой Шаталов рассказывал гораздо больше. Конечно, полтора часа экранного времени не то, что шесть часов записи, но все же... Некоторые люди лучше понимают методику, если она выражена в двух-трех словах (вроде Ильинской «Прием, вопрос, деталь...» – «Вот, говорят, теперь понятно!»); что ж, можно и Шаталовскую в трех словах выразить: способности, старательность, комфорт.

 

СПОСОБНОСТИ. Кто читал книги В. Шаталова, знает, что он пользуется изобретенным им опорным сигналом. Это одна страничка, на которой закодирован в виде значков, стрелок, схем отдельных слов и фраз материал нескольких уроков. На составление сигнала у опытного учителя уходит несколько часов, поэтому ученики сами сделать конспект не могут – надо иметь большой опыт. В опорном сигнале определенное число знаков, так, чтобы его можно было запомнить; он многоцветный, в нем есть и элементы юмора – это не схема, в нем сохраняется живость учительского рассказа. Но самое важное: в опорном сигнале не просто информация, а движущаяся информация – развитие мысли со всемиее поворотами. Не рассказ, а доказательство. В классе ученик слушает учителя, который «озвучивает» опорный сигнал, стараясь не запомнить его, а понять; дома он проделывает эту работу самостоятельно – учится рассказывать по сигналу, развертывает его. Так Шаталов вводит новый вид умственной работы, достоинство которой в том, что она, будучи именно работой ума и притом творческой, тем не менее доступна даже самому слабому ученику – свертывание и развертывание текста. Обычно учитель говорит: «Выучи! Выдели главное!». Но если бы ученик умел схватывать суть, то с ним и проблем не было бы. Шаталовский ученик, почти не тратя времени, день за днем, месяц за месяцем движется по ходам учительской мысли и, как показывает опыт, постепенно научается и сам думать. Ему не говорят: «Думай, ну подумай, ну что ты за бестолочь!». Ему показывают пример – мысль учителя он видит совершенно наглядно, и он учится думать буквально так же, как учился бы строгать и пилить – повторяя движения мысли учителя. Постепенно, овладев навыками мышления, он начинает отрываться от учительских способов, начинает думать самостоятельно: обучен. Так Шаталов нашел совершенно новый способ развивать мысль самых, казалось бы, неспособных от природы учеников. До сих пор психология знала лишь один способ, проблемный: поставил проблему – думай! Шаталов и этот известный способ использует в полной мере, его ученики решают самые трудные и оригинальные задачи, но ведь для слабых, для половины класса этот путь закрыт: когда ученику говорят «думай», когда перед ним неразрешимая задача, мысль его не пробуждается, как у способных детей, а наоборот, замирает. Такие дети не развиваются в школе, как положено по науке, а тупеют. Потом они отпадают от учения.

Шаталов же доказал, что, как бы ни были слабы способности ученика, их вполне достаточно для того, чтобы он в совершенстве овладел программой средней школы и по точным наукам.

 

СТАРАТЕЛЬНОСТЬ. Когда ученик видит, что он способен постичь трудный материал, он становится старательным. Но у Шаталова есть масса приемов, которые буквально заставляют учиться старательно. Некуда деться – учись! Обычно ученик может слушать объяснение учителя и ответ товарища у доски, а может и не слушать. Может делать уроки, а может и не делать, понадеявшись на то, что его не вызовут. У Шаталова все стянуто в тугой узел. Если ученик не станет слушать, он не сможет понять конспект. Его не надо заставлять слушать учителя замечаниями, призывать к тишине – он весь внимание, особенно, когда Шаталов повторяет объяснение второй и третий раз (это обязательно. Вызывать учеников: «Повтори, что я сказал» – нельзя; так называемое «закрепление материала» только запутывает учеников). И нельзя не учить урока по конспекту и учебнику, потому что каждый день приходится писать страничку сигнала на память. Каждый получает на каждом уроке справедливую отметку – кто же не станет стараться в таких условиях?

 

КОМФОРТ. Оттого, что все ученики – в способных и все стараются, на уроках Шаталова царит полный психологический комфорт, то есть созданы все условия для свободного творческого труда. Никаких конфликтов в отношениях учеников с учителем, администрацией, родителями. А дневник Шаталову не нужен – жаловаться родителям на учеников не приходится, наоборот, родители жалуются, что сын не позволяет включать телевизор – он хочет решать задачи. Ученик идет в школу без страха, он точно знает, что будет, что его ждет. Если его и вызовут, то он ответит по опорному сигналу, что не так-то уж и трудно, и ему не придется мучительно вспоминать материал. Если контрольная – то ведь сначала были контрольные с подсказкой учителя, потом контрольные на задачи потруднее с помощью, потом легкие – без помощи, потом... Пока дело дойдет до решения оригинальных задач без помощи учителей, ученик так натренируется в их решении, что контрольной ему бояться совершенно нечего. И нечего ему бояться домашних уроков – ведь у него свобода выбора, он решает лишь те из ста заданных ему задач, которые ему нравятся, и столько, сколько ему самому захочется, и потому ученики Шаталова исписывают задачами одну толстую тетрадь за другой. Наконец, постоянно действует «принцип открытых перспектив»: каждый ученик, как бы он прежде ни учился, имеет реальную возможность сегодня же получить первую пятерку – для этого надо лишь постараться и выучить опорный сигнал. Эта пятерка ничего не значит, но она справедлива, и, быть может, она первая в жизни... Кому ж не захочется получить и вторую, и третью? Ученики Шаталова получают такое количество отметок, что они перестают интересоваться ими – они учатся не только без двоек, но, практически и без отметок, из чистой радости учения. Методика В. Шаталова вся держится на самых высоких чувствах и мотивах детей и подростков. Ее иногда называют «инженерной педагогикой», но ведь и воспитательная сила ее огромна. Частный, но важный факт: ни один из выпускников Шаталова не курит.

«Нужно всюду поставить дело так, чтобы людям ищущим, творческим, идущим в авангарде перестройки, легче дышалось, плодотворнее работалось и лучше жилось», – говорил М. С. Горбачев в речи на Всесоюзном совещании заведующих кафедрами общественных наук.

В исполнение этого призыва подумаем и о Шаталове. Сейчас он преподает в пятом классе – это ужасное расточительство, это позор! Несколько лет назад я пытался сделать так, чтобы Шаталов мог жить в Москве и учить учителей. Тогда президиум АПН и Минпрос СССР поддержали это предложение, но Моссовет отказал – Москве в ту пору не нужны были выдающиеся учителя Но, может быть, с перестройкой положение изменилось? А заняться судьбой Виктора Федоровича должны те учреждения, которые больше всех других в стране заинтересованы в его плодотворной работе – Министерство просвещения СССР и Моссовет. В газетах есть рубрика: «Если б я был министром...». Если б я был министром, я бы ночей не спал до тех пор, пока В. Ф. Шаталов не откроет свой постоянный семинар – желающих учиться у него найдутся тысячи.

 

...А заголовок «Человек сидеями», должен признаться, заимствован из нашего журнала «Совьет Лайф», издающегося в США. В сентябрьском номере журнала пять страниц о Шаталове, фотографии его на целый разворот. И еще журналы передо мной – на немецком, французском, португальском, шведском, в каждом о Шаталове. Пока АПН – академия думает, принимать ей Шаталова или не принимать, АПН – агентство печати «Новости» распространяет его идеи по многим странам, потому что они и в самом деле – мирового уровня.