ВОЛКОВ изумлен и не может скрыть своего изумления. Больше двадцати лет он преподает, солидный уже человек и похож скорее на начальника цеха большого завода, чем на учителя, а в глазах – детское изумление. Лет пять назад, когда Волков начал вести свои опыты, вдруг оказалось, что в обычной школе № 2, в обычном городе Реутове, среди обычных его учеников – таланты и гении. Совершенно оригинальные умы. «Абсолютно другие лица у детей. И глаза какие-то другие», – удивляется Волков и недоумевает. Он дал третьеклассникам задачу: начертить схему электросети так, чтобы можно было включать в люстре то одну лампочку, то две, то три. Весь класс тянул руки, души из тела рвались: «Я нарисую!» Он дал задачу во втором классе – и второклассники тянули руки так, что вот-вот вывих получится: «Меня спросите!». Пошел к первоклассникам – и то же самое.

 

И МИР ЗАБОЛЕЛ, в мире эпидемия, у мира новый кумир: творчество, творческое мышление, творческая личность, творческие способности. Списки книг о развитии творческих способностей растут угрожающе быстро на всех языках. Алхимики не так охотились за философским камнем, как современная педагогика – за методом развития творческих способностей. Ибо где творчество, там и талант, а талант сегодня дороже всего. Исследовано все: в каком возрасте проявляются способности и как выглядят кривые их развития, и каковы их компоненты. Все подсчитали и проанализировали. Дети сведены в цифры, цифры – в таблицы, таблицы – в монографии. Все хорошо. Не хватает только простого ответа на простой вопрос: как развивать творческие способности детей?

Все научились делать в современном мире: искусственную икру, искусственный алмаз, искусственное сердце. Искусственный же талант не получается.

Прислушаемся к учителю Волкову! Похоже, что он подбирается к пониманию того, какими должны быть естественные условия, в которых развивается творческое мышление ребенка.

Его идеи могут и разочаровать, настолько они бесхитростны. Зато они доступны, прочны, безотказны, как всякие идеи, рожденные в классе учителем, у которого мало времени и много учеников.

 

ВСЕ НАЧАЛОСЬ, как и полагается, с самого простого. Волков вынужден был признаться, что, как бы он ни старался вести кружки рисования, лепки, моделирования, к концу года всегда остается лишь несколько человек, а остальные перестают ходить, теряют интерес. И так, обнаружил он, во многих других известных ему школах, хотя на бумаге, возможно, там кружки работают исправно.

Волков закрыл все свои кружки и устроил нечто безобразное с точки зрения принятых правил. Он устроил комнату, в которой можно было заниматься всем, чем угодно, и в которую можно месяц ходить, месяц не ходить, потом вновь прийти, как ни в чем не бывало. Полный разброд и развал!

Но в разброде – план, а в развале – смысл. Волков объявил: его кружок, вернее сказать, его творческая комната месяц занимается... рисованием? Лепкой? Выпиливанием? Нет, рыцарями! Месяц делаем рыцарей всякого рода, используем всевозможные рыцарские сюжеты. А уж как и из чего и каким образом – решайте сами.

Эффект был огромный. До сих пор подсобная комната Волкова заставлена рыцарями из пластилина и папье-маше, рыцарями всех времен и народов, пешими и конными, в доспехах и с копьями. Оказалось, для того, чтобы сделать рыцаря, пятиклассник научится чему угодно и, главное, что угодно придумает. «Совершенно оригинальные идеи», – разводил руками Волков.

На следующий месяц крестовый этот поход закончился, началась новая эра – теперь делали макеты реактивных самолетов, какие и конструкторским бюро не снятся. Еще месяц – русская деревянная архитектура. Строй из дощечек и палочек что хочешь, от сарая до Кижей, благо Волков предлагает точные чертежи многих русских памятников.

И тут Волков увидел, что дети его стали мгновенно ориентироваться в неизвестном, приспосабливаться к нему. Но ведь приспособляемость к неизвестному – это и есть творчество! Возможны два подхода к любому неизвестному явлению: а) «Это мы не проходили, это нам не задавали» и б) «Как бы это сделать?» Школа часто твердит ученикам: «Ты должен знать, мы это проходили». Волков словно говорит: «Мы этого не проходили, а ты узнай. Тебя этому не учили, а ты сумей». Ему важно одно – чтобы появилась потребность узнать и научиться! Все его заботы – об этой потребности. И вот глаза загораются, включается таинственный механизм творчества... Пусть его исследуют другие, а Волков зато умеет включать его!

 

ОТЧЕГО ЖЕ, подумал Волков, только рисовать, лепить, чеканить, точить? Творческие способности можно развивать в самых разных направлениях! Только надо найти стимул, приманку – какую-то привлекательную и простую приманку для детей, чтобы появилось у них желание изобретать. Увеличить желание и уменьшить (до разумных пределов) информацию – вот и появится необходимость в творческом усилии!

Волков придумал вот что: завести в школе «Творческие книжки». В чем ты хочешь попробовать себя? В радиотехнике? Принимайся за работу. Найди сам материалы, схемы, научись у кого-нибудь, сам поставь себе задачу, а когда что-то сделаешь – приходи, приноси, посмотрим и сделаем запись в твоей «Творческой книжке». Одну строчку впишем: такого-то числа сделано то-то.

Все? Так просто? Такая бюрократия?

Бюрократия – великая штука. От нее страдают, от нее погибают, ею города строятся.

«Бюрократическая» затея Волкова привела к тому, что ребята – по всей школе, во всех классах! – действительно стали придумывать, делать и приходить с просьбой завести на них персональную «Творческую книжку» и внести запись. Я листал эти книжки (они хранятся в школе, а не у ребят) – удивительное дело! Работа по радиотехнике... В кукольном кружке... По математике... Работа о расселении муравьев... Научился показывать фокусы... Педагогическое исследование о том, как вести урок рисования...

Все работы Волков, естественно, проверить не может – их принимают преподаватели-специалисты. Волков только следит, чтобы ребячьи работы проверяли и принимали безотказно, на месте. «И все книжка, – говорит он. – Перестань мы завтра заниматься творческими книжками, никто ничего делать не будет. Ребята, как и все люди, не любят делать просто так – ни себе, ни другим».

Магию этой серенькой книжечки, не слишком старательно отпечатанной в местной типографии, объяснить нетрудно. Не знаю, каково расстояние от великого до смешного, во от простого до великого – шаг, это уж точно.

Ведь многие ребята и сами по себе, без всяких книжек что-то мастерят или придумывают. Я знаю мальчишку, который уже во втором классе устроил дома настоящую химическую лабораторию. В шестом классе он знал вузовские учебники назубок, но в школе числился двоечником, да еще каким – безнадежным! Отпетым! А ребята-радиотехники? С ними сущее горе. Золотые руки, поразительное терпение и трудоспособность, они не просто знают все, что относится к радио, – щеголяют знаниями, но именно у них часто полным-полно двоек по всем предметам, не исключая и физики, в которой, увы, кроме радио, есть и другие разделы. И все эти химические, технические, биологические и другие доблести школе вроде бы и не нужны – разве что классная руководительница иной раз вздохнет: «А какие руки!» – да попытается использовать страсть мальчишки в своих целях, а именно: пригрозит пожаловаться родителям, чтобы они запретили заниматься радиоприемниками, пока не исправит двойки... Творчество потому и творчество, что оно прорывается в самых неожиданных областях. У Волкова один мальчишка пристрастился вырезать миниатюрные штучки из свинца, и тут он был гений. А в остальном – отстающий. И даже в ювелирное училище, где он был бы мастером и чемпионом, его не приняли...

А с появлением «Творческой книжки» оказалось, что все эти поделки, самоделки, самокаты и самолеты – все нужно школе, ею одобряется, учитывается, превозносится! И не на словах, а вот в документе, который к тому же выдается не всем подряд, а лишь тем, кто принес пятую свою работу. И вручают этот документ, «Творческую книжку», с деловой характеристикой – вместе с аттестатом или свидетельством, и даже были случаи, когда книжка эта помогла одному поступить в радиотехническое училище, а другому – в пединститут. Поди не прими человека, если он представляет книжку, из которой видно, что владелец ее лично дал 70 уроков и написал теоретическую работу по дидактике?

Так нашелся механизм сцепления сугубо обязательных школьных дел с сугубо нешкольными, творческими. Пария-радиотехник становится почетным гражданином, обладателем десятка записей в «Творческой книжке», и это не может не влиять на его положение в школе, на его самочувствие и, следовательно, на его успеваемость. Когда идешь с Волковым по школе, он то и дело дает короткие характеристики встречным ребятам (привычка, которую подметил Горький у Макаренко, когда ходил с ним по колонии). «Величайший лодырь!» – с восхищением говорит Волков. И тут же добавляет: «Абсолютный теоретический ум». До всей этой работы мальчишка был бы для школы только величайшим лодырем, а его абсолютного теоретического ума никто не заметил бы и, главное, не оценил бы. А ум, даже теоретический, нуждается, знаете ли, в оценке! Он может и заглохнуть, если его не хвалить.

...Любимое, вернее, самое необходимое Волкову слово – «Понимаете?» Целый день приходится ему показывать и втолковывать, то и дело смотрит он испытующе в глаза очередного мальчишки: «Понимаешь меня?» Мальчишка вовсе не торопится кивнуть головой. «Не понимаешь», – определяет по глазам Волков. И объясняет снова. Раз тридцать за день услышишь от него: «Понимаешь меня? Понимаешь?»

Вот и мне хотелось бы спросить у читателя – понимаете Игоря Павловича? Понимаете, какие возможности открывает он школе?

Да ведь если всю эту работу с «Творческими книжками» развернуть широко и с энтузиазмом, то неминуемо начнется в школе цепная реакция, ребята будут заражать друг друга желанием что-то узнать, сделать, придумать. И как обогатится, облагородится школьная атмосфера! Как поубавится духа школярства, какая переоценка человеческих ценностей произойдет! И еще представим себе, что «Творческую книжку» действительно выдают с аттестатом, пусть и не всем; и что ее рассматривают в приемных комиссиях от ПТУ до вуза – книжка прекрасно показывает и склонности человека, и уровень его развития. Листая ее, будет о чем поговорить с абитуриентом. Да если книжки эти станут всерьез принимать во внимание при поступлениях, то и авторитет их будет расти. И так мы сможем и в студенты лучше отбирать, и, главное, сильно поощрять творчество ребят – не изредка, не случайными выставками и сторонними похвалами, а изо дня в день, ежеминутно! Или это преждевременные мечтания?

Тут можно было бы подробно рассказать, что во всех этих волковских затеях ученики ярко проявляют себя («Обнажаются», – говорит Волков), выявляют свои способности, что тут такая профессиональная ориентация, о какой только мечтать, что здесь спасение для трудных подростков и так далее, и так далее. Но все это, я думаю, каждый поймет и сам.

 

ВОЛКОВ же ко всем своим новшествам временно поостыл. Загадку про творческие способности он для себя решил, теперь его интересует другое. Новая загадка. И вымолвить страшно, на что он замахивается, а уж написать! Напечатать в газете!

Рискну.

Волков решил теперь попробовать выращивать... таланты. Отыскать философский камень педагогики.

– Способными, – говорит он, – пруд пруди. Абсолютный слух, абсолютная математическая одаренность... Все – нули, и без палочки! Все это не таланты. Толку от таких гениев не будет. Чего-то нет. А чего? – Волков прерывает свой монолог, чтобы показать мальчишке, как наклеить соломку на крышу сказочного дворца, и продолжает: – Все умные, все развитые, а талант – Королев! Ландау! Курчатов!

Что же такое талант по Волкову? Сознательно пишу: «по Волкову», хотя то, что он говорит, сказано во всех книгах. Но не из книг нашел ответ Игорь Павлович, а в жизни, с ребятами занимаясь, увидел: талант – это невероятная, нечеловеческая работоспособность. И вот во 2-й реутовской школе стали давать уроки... таланта. На этих уроках – или в этом кружке, не знаю, как и сказать, – правило такое: если человек, например, рисует, он должен сделать 200 рисунков в год. Не выдержит нагрузки? Бросит? Значит, не то... Не талант.

Что из этого получится? Волков не знает. «А может, все это и миф», – вздыхает он, заключая свои соображения о природе таланта.

Я рассказываю ему об одном факте, который когда-то поразил мое воображение. В Афинах (около ста тысяч коренного населения) между 530 и 430 годами до нашей эры жили четырнадцать величайших людей: Фемистокл, Мильтиад, Аристид, Кимон, Перикл, Фукидид, Сократ, Ксенофонт, Платон, Эсхил, Софокл, Еврипид, Аристофан, Фидий. На сто тысяч человек за сто лет... Но не может же быть, чтобы это было случайной игрой наследственных признаков. Значит, на каждые сто тысяч народу за сто лет природа рождает... ну хоть с десяток гениев. Где ж они?

Волков задумывается. Что-то подсчитывает. Потом говорит едва слышно, для себя:

– Значит, и у нас в Реутове... И в школе...

Кто его знает, Волкова. По древнегреческим нормам вроде бы и полагается на 2-ю реутовскую школу один талант. И уж если он есть, то Волков его не проморгает.

 

ПРО ВОЛКОВА много писали – в газетах, в педагогических журналах. Бывали и «по следам» – заметки, сообщавшие, что ученые заинтересовались им, одобрили, установлен контакт. Но контакта, честно говоря, не получается. Вечная беда с этими учителями из школы. Ну скажите, по какому направлению числить Волкова – эстетическое воспитание? Трудовое? Профориентация? Психология способностей? Все в нем, в Волкове, перемешано, ученым скучно с ним. Непонятно, какая лаборатория должна им заниматься, какой институт, какая диссертация из этого получится, какой научный труд.