2. ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ?

Геракл:   Власть  Зевса — это  мир и справедливое   устройство   жизни* Вы не знаете людей, не знаете, что здесь было раньше, да и сейчас, вообще, что было бы, если бы не Зевс. Л. Мештерхази
А что такое мир, по-вашему?
Вадик Бабырев—Зевсу

  Итак, титаны разгромлены, чудовища повержены. Зевс победил. Наступило торжество богов — олимпийцев. Богов светлых, человекоподобных, разумных. Дети Зевса сходят на землю, чтобы установить законы патриархата. По мифологическому преданию (которое повторяет и Плутарх), эти герои являются основателями первых античных городов-государств. Наиболее яркий пример — Тесей.
  Хтонические мифы сменяются героическими. При этом речь идет не о героях трагедий, а о людях, не знающих страха и сомнений, побеждающих всех врагов. Можно было бы в нашем обучении на втором его витке познакомить детей с мифами о Тесее, Геракле, Персее. С  большинством из них ученики, правда, знакомы из курса истории V класса, из книг и даже мультипликационных фильмов. Но за множеством подвигов героев затушевывается характер деяний Геракла или Тесея, в тени остается главный субъект, волю которого исполняют герои,— Зевс. Поэтому мы сразу решили взять Быка за рога и столкнуть учащихся с подлинным героем патриархальных мифов.
  Диалог с Зевсом имел совершенно другую структуру по сравнению с предшествующим этапом «погружения» в мифы. Если ранее дети сами реконструировали из текста образы тех или иных персонажей, то теперь они получают возможность прямого общения с персонажем, реплики которого становятся внеположными, непредсказуемыми.
  В ходе диалогов об Атланте и Зевсе у детей уже сложился некий устойчивый образ Зевса (у каждого — свой). При этом возникла опасность некоторой консервации субъекта культуры, сведения его к тому образу, который сложился у ребенка. Диалог с Зевсом разрушит законсервированные образы. Каждый ребенок будет переосмысливать свой образ: перед ним — совсем иной Зевс, более глубокий, убедительный в своей Зевесовой правде.
  Диалог с Зевсом, роль которого играет учитель (В. Ф. Литовский), начинает Женя Ковалев:
— Завидовали ли вы титанам?
  Учитель—Зевс: Нет. Чем живут титаны? Они никому не подчиняются только потому, что никем не правят. Они не знают счастья управлять и быть управляемыми. У меня не было зависти. Я, а не титаны, ввел в мир новое. Я ввел в мир власть.
  Миша Гринберг: Зачем вы захватили власть над миром? Зачем вы дарили власть миру? Вы сделали миру добро?
  Зевс: Да.
 Костя Хавин: Но это добро обернулось злом.
  Зевс: Добро и зло всегда оборотно. Вам, людям, подарили огонь. Это добро? Но вы не только готовили на нем еду, но и людей поджаривали!
  Аня Королева: А чем вам Атлант не нравился?
  Костя Хавин: Зевс боялся, что Атлант может его свергнуть.
  Миша Гринберг: Зевс был подлый трус!
  - Как мы видим, на уроке опять воспроизводится позиция «коллективного Симпличио» — маленького всезнайки, с легкостью превращающего Собеседника в Двойника, навязывающего ему свою логику, выносящего скорые приговоры. Учитель—Зевс наносит этому Симпличио сокрушительный удар.
  Зевс: Я отвоевал мир у титанов для вас, люди. В мире титанов вам не ужиться. Титаны вами не интересовались. Атланту вы, люди, не нужны. Вам надо дать огонь, научить строить хижины. Атланту не нужна хижина: он заворачивается в тучу... Вам надо было рассказать о Добре и Зле...
  Костя Хавин: Мы до сих пор не знаем, что добро и что зло. Значит, ваши усилия пропали даром!
  Зевс: ...Титаны не знают границ. Если им захочется, они и вас раздавят.
  Женя Скорик: Вы боялись Сторуких?
  Зевс: Лично я никого не боялся. Лично мне Сторукие не опасны. Сторукие опасны для вас, для вашего мира. Потому что никто, даже сами Сторукие, не знают, что они сделают в следующее мгновение.
  Костя: По вашим словам, нами, людьми, нужно управлять, как стадом?
  Вита Митина: Вы, значит, свергли титанов для блага мира?
  Зевс: Да. Для блага мира.
  Аня Королева: Не задумывались ли вы, почтеннейший Зевс, что люди — тоже не дураки и могут добраться и до вас?
  Зевс: Меня уже нет. А законы ваши —это придуманные мной законы. Я запретил убивать отцов и детей...
  Вадик Бабырев; Но для этого вы убили и отца, и детей!
  Зевс: Что ж, это, увы, необходимые издержка,..
  Вадик Бабырев: А что такое мир, по-вашему?
  Зевс: Наконец-то! Это вопрос настоящего сына Зевса! Мир — это законы. Законы течения рек. Законы извержения вулканов. Законы жизни богов и людей. Мир—это великое благо ЗАКОНА.
  Вадик Бабырев: Благо для законов или благо для людей?
  Образ Зевса в сознании детей переосмысливается. Дети перестали выносить античному Собеседнику приговоры, а стали задавать вопросы, стараясь понять его логику.
  Женя Скорик: Но Сторукие обещали, что против вас не будут воевать. Почему вы их не вернули на землю?
  Зевс: Нет места на земле для Сторуких.
  Ваня Ямпольский: Вы запретили сыновьям убивать своего отца. Вместе с тем вы не запретили убивать врагов. А вдруг отец — враг?
  Зевс: Я оставил вам право выбора закона.
  Вадик Бабырев: А зачем эти законы?
  Зевс: Без законов вы уподобились бы титанам. Но у титанов была высокая душа. У вас, людей, нет такой высокой души. Поэтому вами могут управлять только разумные законы.
  Вита Митина: Зачем вы позволили миру перестать в вас верить?
  Зевс: Если ты веришь в необходимость защиты родины, если ты никогда не убьешь своего отца, не причинишь вреда гостю — это значит, что ты веришь Зевсу. Я никогда не карал за безверие, за сомнение.
  Вита Митина: А если я не верю, что эти законы придумали вы?
  Зевс: А это меня не интересует.
  Ваня Ямпольский: Что значит — безверие? Вы караете за несоблюдение законов, значит — за безверие.
  Зевс: Да нет же! Я устроил жизнь людей так, что карает само несоблюдение законов! (Рассказывает несколько мифологических историй.)
  Аня Кушнир: Предвидел ли ваш мир миры других религий?
  Зевс: Эти религии — развитие моих идей. Ибо сама идея закона для людей сохраняется в любой религии.
  Женя Ковалев: Зачем вам мир?
  Зевс: Чтобы наслаждаться мыслью и властью.
  Аня Кушнир: Чем вы можете доказать, что именно вы создали законы?
  Зевс: Думайте, что вы сами создали мои законы. Главное, чтобы вы их выполняли.
  Саша Ахиезер: Но никто не видел Зевса!
  Гена Титов: Но видели, как карал Зевс!
  Аня Королева: А кто карал самого Зевса?
  Зевс: Есть сила посильней меня. Есть судьба, Рок, Зевс тоже не знает своей судьбы.
  Вадик Бабырев: Судьба — это произвольный ход обстоятельств!
  Учитель — Зевс (несколько выходя из роли): Это для нас. А для греков и их богов судьба — это тайна, определяющая их жизнь.
  Зевс: Итак, я вижу, что вы согласны с тем, что в борьбе с Атлантом я поступал верно.
  Саша Ахиезер: Нельзя так говорить! Ведь Атлант — это не существо, а воплощение мечты, Это —идеал. Идеал природы. Идеал внешнего мира. И Зевс — это тоже не реальное существо, а воплощение законов.
  Зевс (иронически): Ну, тогда считай, что воплощение законов победило идеал природы.
  Вадик Бабырев: Вы воспитывали людей?
  Зевс: Да.
  Вадик Бабырев: А почему вы не захотели воспитать Атланта?
  Зевс: Атлант не признавал самой идеи воспитания, улучшения. Он считал себя совершенством.
  Костя Хавин: Как нам жить дальше?
  Зевс: Выполняйте мои законы.
  Костя: Почему вы ушли из нашего мира?
  Зевс: Я ушел, когда вы научились выполнять мои законы и без меня.
  Учителя, которые захотят на уроках истории или на кружке продолжить развитие этого «узла» диалога, могут двигаться в двух основных направлениях.
  Во-первых, нужно насытить обсуждение конкретным мифологическим материалом. Это — подвиги Геракла, жизнеописание Тесея и Персея и т. д. Во-вторых, и это существенно, необходим «выход» за пределы мифологии, в область античной истории. Необходимо показать, как строился мир античного полиса, как воплощались «законы Зевса» в жизни людей, какие трагические коллизии здесь возникали. Надо строить дальнейшее обучение в двух плоскостях: показывая, как это всегда делается, происхождение мифов из особенностей бытия греков и вместе с тем демонстрируя (что обычно опускается) грандиозное обратное влияние мифа на бытие греков. Нужно более детально показать, что мифология — это не просто культурная «прибавка» к истории греков, вырастающая над ней, а определенный тип мышления, пронизывающий античную историю и заставляющий древнего грека в своем историческом бытии, а не только на подмостках трагедии поступать так, а не иначе.