Мы открываем встречу с работами Симона Львовича Соловейчика его статьей, написанной в 1972 году ко Дню учителя. Эта статья впервые намечает образ школы, «собираемой» из новых открытий, но представляет она собой еще не столько итог, сколько замысел эпопеи Соловейчика о «педагогах-новаторах». Еще нет на горизонте ни Волкова, ни Ильина, ни Лысенковой; только-только состоялось знакомство с Шаталовым. Но за плечами были уже десятилетний опыт сотрудничества с Фрунзенской коммуной, открытие для миллионов читателей книг Сухомлинского, первое «персональное» обнаружение выдающегося «методического изобретателя» – учителя музыки Португалова.

Статья «Сердце школы» знаменует окончательную фокусировку, настройку автором своего профессионального зрения. Ведь чтобы открыть новое – нужно узнать его, увидеть в «обычной необычности» нечто искомое, ожидаемое, особо значимое. Привычное для Соловейчика «интереснейшее занятие – разгадывать педагогические тайны» – где-то на этом рубеже переходит в другое качество: в ясное убеждение, что именно надо искать. Он окончательно формулирует для себя главные противоречия современной школы: ее обязанность и ее неспособность достойно учить всех детей, приходящих в класс. И то, что необходимых отношений сотрудничества взрослых и детей в школе нельзя добиться лишь упованием на душевные порывы: «Ведь нельзя же просто сказать педагогу: «Переходите на сторону ребят!» Чтобы изменилась позиция, должна измениться цель педагогических действий, я бы даже сказал, предмет педагогических забот. Должно было появиться что-то, в чем дети и старшие действительно могут сотрудничать, быть равными...»

К каждому из своих героев-первооткрывателей Соловейчик возвращался не раз, постоянно уточнял свою позицию – расширяя аргументацию, смещая угол зрения и акценты, меняя формулировки от статьи к статье.

Так, вслед за жанром радостного представления открытий сложится иной, своеобразный жанр – «защита Соловейчика». Это направление станет одним из ведущих в матвеевской «Учительской газете». «Жизнь Иванова», «Урок минута за минутой», «Разговор с учителем об учителе» – таковы были наиболее крупные работы такого плана.

 

Увы, локальные успехи не стали общими, задающими тон. Не удалось создать и действенный творческий союз учителей. И уж совсем мало кто сегодня в России выглядит настолько ненужными своей стране, как педагогические исследователи, первооткрыватели принципиально новых возможностей для школы.

Соловейчик с горечью писал в самый разгар перестройки, момент наивысшего общественного внимания к педагогическим открытиям: «Пока ещё для руководителей народного образования наши новаторы – только «шум», мешающий заниматься «серьёзным» делом». Что ж говорить теперь, когда педагогические открытия давно перестали быть «шумом» и давно «не мешают» никаким руководителям. Когда основным «экспериментом» окончательно признано ЕГЭ, «инновационными технологиями» – закупки компьютерных программ, основной передовой новацией – долевое финансирование вперемешку с подушевым.

Но рафинированная безлюдность, безымянность и бездушность общественного пространства вокруг образования не может отменить того, на чём держится сама возможность школы: того «запаса сияния в учительских глазах» и «надежды в сердце», и учительской веры, что всё не напрасно, что ты работаешь не зря, что многое в этой жизни как-то сумеет разрешиться к лучшему.

Когда-то Соловейчик ясно понял, сколь значимое место для возобновления этого «запаса надежды» занимают живые источники педагогических открытий. Увидел, как прикоснувшиеся к ним учителя перестают ощущать себя безвольными жертвами обстоятельств, как в них постепенно оживает весёлое мастерство человека, работающего не зря: «Человека, который обучает своих учеников величайшему из земных искусств – искусству жить не зря».