КНИГИ СУХОМЛИНСКОГО обманчивы. При первом просмотре кажется, будто ничего здесь особенного нет, будто все это читано и прежде. При более внимательном чтении начинаешь понимать, какая перед тобой серьезная книга. При третьем чтении, неторопливом, с карандашом в руках, обнаруживаешь мысли поразительной глубины.

В наше время, когда нам всем так «некогда», читать Сухомлинского особенно трудно. Приходилось слышать: «Сухомлинский? Замечательный педагог! Но скажите, пожалуйста, в двух словах, в чем состоит его система?»

Живучая она, уверенность в том, что все на свете можно выразить в «двух словах», подхватить эти два слова на лету и помчаться дальше...

Однако Сухомлинский в краткие формулы не укладывается (хотя он мастер педагогического афоризма), на пункты и подпункты не разлагается. Сухомлинский пишет о воспитании, а воспитание как раз и не терпит торопливости, схематичности, не терпит выхватывания какой-то одной черты и объявления ее главной. Не случайно педагоги-воспитатели во все времена излагали свои идея в художественной или художественно-публицистической форме: Руссо, Песталоцци, Толстой, Шацкий, Макаренко, Крупская, Калинин... И разве речь Ленина на третьем съезде комсомола не есть один из замечательных образцов публицистики? Так и чувствуешь в ней живое биение выношенной и в то же время на глазах рождающейся мысли. И разве пользовались бы таким авторитетом статьи Макаренко (кстати сказать, все они – публицистичны), если бы не было «Педагогической поэмы»?

Видимая «ненаучность» изложения у Сухомлинского, видимая невозможность формализовать его идеи, не потеряв при этой процедуре половины смысла, как раз и свидетельствует о том, что это был большой ученый.

Из книг Сухомлинского поднимается крепкая система воспитания, в которой все взаимосвязано, взаимоперекрещивается. Любое положение теряет здесь значение, если не выполняются все другие положения и условия. Однако сам Василий Александрович крайне редко употреблял слово «система» и никогда не говорил – «моя система». Систему можно перенести из одной школы в другую. Сухомлинского же надо не перенимать, а принимать. Он оказывает влияние не на устройство школы, а на убеждения педагогов – и уж вот так, опосредствованно – на школьную практику. Трудно представить себе, что когда-нибудь услышишь:

– Я работаю по Сухомлинскому.

Но тысячи педагогов будут говорить:

– На мои педагогические убеждения очень повлиял Сухомлинский.

Точно так же учил он и павлышских учителей: годами формировал педагогические их убеждения. За все время работы в Павлыше Сухомлинский, как он сам об этом пишет, не издал ни одного приказа относительно воспитательной работы. Считал, что на убеждения действуют только убеждения...

Такова и последняя книга Сухомлинского «Рождение гражданина», переведенная на русский язык Н. Дангуловой и выпущенная недавно издательством «Молодая гвардия». В ней много практических советов о воспитании подростка. Но почитаем ее внимательно, дважды и трижды, и мы увидим, что и взгляды наши в чем-то изменились...

 

НЕ ТАК БЫСТРО, как хотелось бы, но все-таки постепенно составляется полка книг о подростках – психологических книг, педагогических, публицистических.

На этой полке книгу «Рождение гражданина» сразу надо поставить на первое место.

Будут работы более подробные, с привлечением более широкого материала. Психология и особенно социальная психология расскажут нам о подростке еще много такого, о чем мы сегодня и не подозреваем.

Но книга Сухомлинского – книга-ключ. Прочитав ее, утверждаешься в двух мыслях, без которых ни понять подростка, ни подступиться к нему нельзя.

Первая. Основное в подростке не то, что он растет и созревает; и не то, что он есть сгусток противоречий, и не еще что-нибудь. Основное в подростке то, что он становится гражданином, рождается как гражданин, «активная, мыслящая, действующая личность, которая видит уже не только окружающий мир, но и себя».

Вторая. Подросток живет в мире идей. Ребенок живет главным образом в мире чувств, взрослый – в мире практических дел. Подросток – в мире идей. Вещный мир более или менее освоен в детстве; отрочество – первое столкновение с миром принципов, законов, морали, философии. Отсюда тяга подростка к философствованию, обобщению, теоретизированию. Отсюда самое огорчительное противоречие: стремление к высшей справедливости и пренебрежение к «мелочам» жизни.

Мы привыкли оценивать книги прежде всего с точки зрения новизны. Так вот, скажут, что ж тут нового? Разве есть хоть одна книга о подростках без главы о воспитании гражданина и гражданских чувств?

Но то, что часто лишь глава, для Сухомлинского – главное. Угол зрения. Все другие мысли и факты рассматриваются им под этим углом.

 

ЕСЛИ ОТРОЧЕСТВО – это становление гражданина и если мир отрочества (и ранней юности) – это мир идей, то именно идеальная, духовная сторона поступков, работы и жизни подростка должна волновать педагога. Любимый глагол Сухомлинского – «одухотворить», т. е., если по словарю, «поднять чьи-нибудь духовные способности до степени высшего напряжения, воодушевить, возбудить в ком-нибудь высокие помыслы, стремления».

Новые, с новым содержанием слова появляются в педагогике с Сухомлинским: «духовный мир», «духовная деятельность», «духовное развитие», «духовная борьба». Понятия эти, разумеется, встречались и прежде, но никогда они не были предметом исследования. Поговорите с любым десятым классом, спросите у ребят, как они понимают смысл выражения «духовная жизнь». Ответ всегда бывает примерно таким:

– Духовная жизнь? Ну, это значит ходить в театр, на концерты... Книги читать...

Подобно известному мольеровскому герою, не подозревавшему, что он говорит прозой, ребята и знать не знают, что им тоже свойственна сложная духовная жизнь, для которой, конечно, немаловажно чтение и посещение театров, но которая вовсе не к культурным мероприятиям сводится.

Не будем слишком убиваться из-за того, что термин «духовная жизнь» не имеет строгого общепринятого определения. В психологии и педагогике это не редкость. Если нет общепринятого толкования термина «духовная жизнь», это вовсе не значит, что нет и духовной жизни, и духовной деятельности. «Духовная деятельность, – пишет Сухомлинский,– это отражение общественных отношений, включая труд, во внутреннем мире человека, в его пристрастиях и устремлениях, в его желаниях». «Воспитательная сила коллектива, целительная сила труда – все это азбучные истины воспитания, но они не поднимаются выше азбуки, если нет внутренней индивидуальной духовной деятельности, в которой формируется идеал».

Если принять эти положения, признать их – многое меняется в сознании воспитателя, будь то педагог-профессионал, комсомольский работник или просто отец. По-другому они смотрят на ребенка, по-другому улыбаются ему, в ином свете видят его поступки: от азбуки воспитания они поднимаются к произведениям высшей сложности и красоты. От педагогического букваря – к педагогической поэзии. От скудости отношений, укладывающихся в два-три метода воспитания, по поводу которых можно бесконечно спорить, какой из них главный, – к отношениям идейно богатым.

«Совершенно, недопустимо,– пишет Сухомлинский,– «кормить» подростка «молочными идеями»: не опаздывай на уроки, аккуратно выполняй домашние задания и т. п. Это важные обязанности школьника, но на них не построишь богатство идейных отношений, ими не вдохновишь; в этих обязанностях слишком узкое поле для борьбы и преодоления трудностей, для формирования идейных убеждений... Если в годы отрочества и ранней юности ученик безответственно относится к учебе, это означает, что в его жизни нет огонька, который бы освещал будничный труд, нет борьбы за настоящие, как говорят подростки, «взрослые» дела».

Мир школы, книг, уроков – прекрасен, другого слова не скажешь; но дело воспитателя – расширять, а не сужать мир подростка; обогащать, а не упрощать его отношения с миром. Что богато, многосторонне – то хорошо в воспитании; что бедно, плоско, прямолинейно – то дурно. У писателя, создающего роман, и у воспитателя, создающего человека, одни заботы.

И коллектив для Сухомлинского – это прежде всего духовная общность. Написано немало работ о том, как коллектив воспитывает, как он влияет на личность. Но никогда не понять до конца механизм этого влияния, если упускать из виду другую сторону дела: влияние личности на коллектив.

Часто можно услышать: «Этот учитель хорошо работает с классом, но ему надо усилить индивидуальный подход». Стала привычной неписаная схема: «Работа с коллективом плюс индивидуальный подход». Сухомлинский никогда не говорит об индивидуальном подходе, потому что для него «подход» этот не «плюс», не оттенок работы. Он не знает двух подходов к ребенку: с точки зрения коллектива, с точки зрения ребенка... Коллектив и существует как «богатство индивидуальностей». «И если воспитатель надеется, что воспитывающая сила коллектива прежде всего в организационных зависимостях, в подчинении и руководстве, его надежды не оправдаются», – пишет Сухомлинский. Коллектив воспитывает только тогда, когда жизнь его духовно содержательна, когда совместная деятельность подростков наполнена благородными моральными целями, когда это идейная деятельность.

Есть известная формула: «Воспитание – это организация жизни детей». Но если речь идет о подростках, может быть, точнее сказать, что воспитание – это организация их духовной жизни.

 

ПОДРОСТОК ЖИВЕТ в мире идей, но постигает он идеи не столько умом – сердцем. Не холодное рассуждение (хотя подросток может рассуждать до полного изнеможения взрослого слушателя) делает человека гражданином, а труд и поступки, требующие отдачи духовных сил. «Настоящее моральное воспитание невозможно без воспитания эмоционального», – пишет Сухомлинский.

Он не скажет: «Сущность пионерской и комсомольской романтики в том, чтобы мальчики и девочки делали что-то необходимое для общества».

Он говорит: «Сущность пионерской и комсомольской романтики я видел в том, чтобы мальчики и девочки, делая что-то необходимое для общества, чувствовали себя счастливыми».

Он говорит не о полноте духовной жизни, а о чувстве полноты духовной жизни.

Не сиюминутный, видимый результат работы интересует его, а глубоко скрытые процессы развития личности.

Где угодно возможен формализм, только не в воспитании чувств. Чувства потому и прекрасны, что они принципиально не могут быть формальными.

Но можно ли научить ребенка чувствовать? Можно ли, скажем, научить человека любить?

Сухомлинский доказывает: можно. Хотя, разумеется, «воспитывать чувства – это не значит говорить о чувствах или учить переживать так, как учат знать... К чувству нужно подвести... чувство нужно вызвать, пробудить».

И прежде всего Сухомлинский учит сопереживать: сердцем ощущать внутренний мир другого человека. «Я добивался того, чтобы каждый подросток сам встретил человека, который потребует помощи, сочувствия. Никакие коллективные мероприятия не могут заменить этого глубоко индивидуального движения человеческой души».

На простых, можно сказать, первичных общественных чувствах строится все здание. Действительно, если ребенок не знает жалости ко всему живому и красивому, если чужие заботы и страдания не трогают его душу – как можно воспитать его? Чтобы научить чувствовать – надо научить сочувствовать; переживание рождается сопереживанием. Гражданское отношение к обществу начинается с человеческого отношения к человеку. «Овладевая этой азбукой моральной культуры, ученики готовятся постичь суть коммунизма как высшей формы гуманности и нравственности, как системы идей и убеждений, которые вобрали в себя лучшие моральные ценности человечества».

Два параллельных ряда чувств старается вызвать Сухомлинский: способность к познанию людей, к переживаниям, эмоциональная чуткость, сердечность; чувство собственного достоинства, человеческой гордости, неприкосновенности ко всему личному, интимному.

Быть может, в этой «параллельности» и кроется секрет воспитания чувств: один ряд не может существовать без другого, один ряд чувств вызывает другой.

И особо важна для воспитания чувств атмосфера справедливости, которая должна окружать ребенка. Справедливость – лучший воспитатель на свете. «Справедливость имеет чудесное свойство открывать ребенку глаза и сердце на красоту», – пишет Сухомлинский. Школа перестает быть школой добрых чувств, если в ней не царит справедливость, и прежде всего в оценке трудовых усилий ребенка и подростка.

Перечитайте всего Сухомлинского подряд – это подробно разработанное учение о коммунистической справедливости по отношению к детям.

Тираж для книг такого рода немалый – сто тысяч экземпляров. Но, конечно, не хватило бы и двух, и трех таких тиражей, и уже сегодня в Москве книгу не купишь. И все-таки хочется посоветовать каждому комсомольскому работнику постараться достать ее, прочитать, а лучше – в собственное владение. «Рождение гражданина», как и предыдущая книга «Сердце отдаю детям», принадлежит к разряду настольных книг воспитателя.