Глава 11. ОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ,
СТРУКТУРА ЭПОСА И ОБРАЗЫ КУЛЬТУРЫ

В Институте развития образования и повышения квалификации Министерства образования Якутии образовательная экспедиция стала одним из официально признанных методов повышения квалификации педагогов и управленцев (более того, даже образования школьников). Теперь в экспедициях, которые проводят мои якутские коллеги в разных районах Севера, Сибири и Дальнего Востока, участвуют помимо учёных и методистов местные учителя, управленцы, старшеклассники, работники местной администрации и представители разных социально-профессиональных групп населения.
Что это такое? О чём речь? Почему исследовательская экспедиция превратилась из метода научных изысканий в образовательную практику?

Главное правило: двигаться по логике жизни

Экспедиции бывают самые разные; известны и социологические – люди едут с анкетами и получают статистический материал, тоже важно. Но наша экспедиция – другого типа. Мы назвали её образовательной не только потому, что нас интересуют школы – но из-за того что мы, участники, сами в этой экспедиции образовываемся. И люди, с которыми встречаемся – тоже образовываются. А выявленные образы культуры (как я постараюсь показать) нередко выступают содержанием социокультурного анализа и инструментом развития образования.
У каждой экспедиции предварительная цель, конечно, имеется – разобраться, что в этом посёлке или районе происходит, какие возможности для развития... Но самые интересные результаты получаются, как ни странно, при отсутствии генеральной цели.
«Если поставишь цель, – говорит мой друг Николай Иннокентьевич Бугаев, – будешь всё увиденное притягивать к ней за уши. Честный анализ – если двигаешься по логике жизни, а не по придуманной схеме».
Вот это и есть методология экспедиции, которую можно назвать образовательной. Если предположить, что образование – это путешествие. Не важно, где именно – в пространстве, в культуре. В эпосе…
Вот какое определение получилось в разработанном нами словаре. «Образовательная экспедиция – социокультурная технология, соединяющая логику жизнедеятельности в условиях незапрограммированного и непредсказуемого путешествия с традиционными и нетрадиционными формами научно-педагогического исследования. В ходе образовательных экспедиций не только собирается уникальный научно-педагогический и социокультурный материал, но происходит разнообразная работа с системой образования, учителями, управленцами, местным населением, включающая совместный анализ социокультурных ситуаций, разработку территориально-региональных проектов и программ развития, обучение кадров, запуск инновационных процессов и новых видов образовательных институтов и учреждений, складывание и развитие образовательного сообщества. В настоящее время накоплен опыт проведения образовательных экспедиций в разных, подчас отдалённых и труднодоступных районах русского Севера и южного Урала, горного Алтая и Байкала, Красноярского края и др. Как особая, систематически используемая социокультурная технология, образовательная экспедиция возникла и оформилась в республике Саха (Якутия)».
То есть это соединение путешествия, исследования и определённого рода работы с местными сообществами.

Семь тезисов

Теперь мы несколько расширим рамки темы, добавив к ней те генетические основания образовательной экспедиции, которые отражены в понятиях путешествия и эпоса.
Мы попытаемся увидеть, что триада «эпос, путешествие, образовательная экспедиция» представляет собой одну из важнейших «образовательных сред личностного развития». Что образы культуры, с которыми сталкивается движущийся в этих средах человек, являются не только своеобразными «маркерами», но концентрируют в себе содержание образования и инструментарий его развития.
Начнём с эпоса.

• Тезис 1. Любой эпос – художественное произведение; его язык – язык образов.

При этом мы находим в нём не только образы героев и антигероев, природы и социальных потрясений, но и сам образ определённой культуры, запечатлённый этим эпосом, будь то странствия Одиссея, русские былины, финская «Калевала», якутский «Олонхо» или калмыцкий «Джангар».

• Тезис 2. Эпос моделирует путешествие, а путешествие – процесс возникновения этноса.

Этнос возникает только в пути, в результате миграции, путешествия, кочевья. Он не формируется до тех пор, пока Илья Муромец не слезет с печи, где сиднем просидел сорок лет.
Посмотрим историю становления разных народов – там везде обнаруживаем путешествие…

• Тезис 3. Во всех эпосах повторяется один сюжет. Везде главный герой отправляется в путь, встречает неожиданные преграды и соблазны, с трудом преодолевает их и, в конце концов, достигает цели, приходит к счастливому финалу.

Такова структура не только эпоса, но и путешествия.
Путешествие – не запрограммировано как экскурсионный тур. Герой не знает, куда ехать. Не знает, что встретится на пути. Как в сказке: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что.
Во многих культурах путешествие несёт опасность. В традиционной культуре калмыков, например, центростремительное движение (движение к центру круга, дому, кибитке, очагу) имело положительное значение, а движение центробежное (за пределы освоенного жизненного пространства) – значение отрицательное, связанное с неопределённостью, риском, опасностью.
В экспедиции много от эпического путешествия (и нота опасности имеется – мне достаточно вспомнить, как наш «уазик» провалился под лёд в Верхоянье, и пришлось выплывать на полюсе холода). Но существеннее – принципиальная незапрограммированность, роль случайностей, роль остановок. Впечатления, картинки, паззлы увиденного – они ведь не сразу выстраиваются; нужна какая-то связка, узел, событие, заполненное личным проживанием. Задержался, вернулся, чуть изменил маршрут, услышав о ком-то, застрял на три дня в аэропорту из-за непогоды…
И вдруг накопленная «потеря времени» дарит драгоценное решение.
У нас ведь и учебный процесс в школах «заточен» в безостановочном темпе; в работе и в отдыхе идёт какой-то «зрелищный гон», всё по графику, а смысл вымыт, он не схватывается на «раз-два-три, а теперь нам пора бежать дальше»...
Зачастую всё самое содержательное, драгоценное происходит на незапланированных остановках, в точках, где вдруг всё сходится и встречаются те, кому нужно было встретиться.

• Тезис 4. Путешествие – диалог разных традиций. Причём в диалоге большая роль отводится человеку не говорящему, а слушающему. Ему надо понять… А чтобы понять другого, надо понять себя. От того, что я представляю собой как личность, во многом зависит моё понимание другого.

Юрий Лотман писал, что реальные культуры (как и художественные тексты) строятся по принципу маятникообразного качания между информационными структурами «Я – ОН» и автокомуникацией «Я – Я».
С точки зрения социокультурного анализа тип социокультурной ситуации (например, школы) предстаёт для нас как та или иная комбинация локальной культурно-исторической традиции (КИТ) и уровня развития современного социокультурного фона (СКФ), – отсюда классические ситуации, «школа в культурном центре», «в бывшем очаге культуры», «в потенциальном очаге культуры», «в культурной пустыне» и пр.
Но это ситуации статические. КИТ – это статика. А путешествие – динамика. Происходит встреча моей культурно-исторической традиции, моего социокультурного фона – с другими. И не понятно, что получится в результате.
Когда ты ведёшь оседлый образ жизни, «сидишь» в ситуации, там эти параметры постоянны. А в путешествии не знаешь, какой «КИТ» ожидает за поворотом, какой «фон» встретишь… Складывается диалог разных традиций и фонов. Возникает другое основание анализа – в способе диалога.
И при встрече двух может возникать нечто третье.
В диалоге «Я – ТЫ», «Я – ОН» культурное измерение включается тогда, когда начинается внутренний диалог «Я – Я», – так объяснял Ю.М.Лотман: «При этом в системе Я – Я» носитель информации остаётся тем же, но сообщение переформулируется и приобретает новый смысл. Вводится добавочный – второй – код и исходное сообщение перекодируется в единицах его структуры, приобретая черты нового сообщения».
…Девушка-долганка говорит: «Я тебя хочу». Мы можем подумать, что она имеет в виду секс. А на самом деле она говорит: «Я тебя люблю, человек, я сейчас тебя люблю, солнце люблю, этот день люблю…». Если я хочу понять твои поступки, понять что-то для себя не ясное, я должен войти в твой способ мышления. Тогда я посмотрю на тебя и на себя самого твоими глазами.
Так получается, что кочующий способ общения выше, «идеальней» оседлого, и, в то же время, приближенней к реальности.
Вот почему этнос срывается с насиженных мест и начинает осваивать новые пространства, он на всё новое смотрит с позиции той культуры, которая создана историей, родом, с позиции того, что называется национальной картиной мира. И даже в совершенно чужом ландшафте этнос находит фрагменты картины родного места, и оттуда начинает осваивать новый мир. Если ничего общего нет, он проиграет, а если есть – может развиться и перестроить свою картину мира по-другому.

• Тезис 5. Опаснее всех проблем политики, экономики – то, что мы не можем вообразить собственную страну. А эпос и представляет собой форму воображения народом связности своего прошлого, настоящего и будущего. Образовательное путешествие даёт нам шанс на то же самое.

В эпосе находишься одновременно в прошлом, настоящем и будущем. Так и в экспедиции. Прошлое – разное – оно выходит, выплывает, вламывается тебе навстречу. Настоящее – физически ощутимо: вы двигаетесь, проваливаетесь под лёд, вынуждены напрягаться, концентрироваться, вдумываться. А будущее – образование, дети, исследовательские проекты…
Когда всё это срабатывает – тогда у нас и включается воображение: одновременно и умное, и интуитивное, и практичное.

• Тезис 6. Путешествие и экспедиция – сложный полилог, динамично меняющаяся социокультурная ситуация, моделирующая и реализующая очень естественное «непрерывное образование».

…Ещё раз. В путешествие вы отправляетесь с какими-то своими «КИТами» и «СКФ-фонами», встречаетесь с людьми в данной местности, которые имеют свои, другие КИТы и «фоны», вступаете с ними в диалог, общение, взаимодействие, – в результате получаются третьи культурно-исторические традиции и социокультурные фоны, которые накладываются при следующей встрече на четвёртые и т.д.

• Тезис 7. «Образы культуры» в образовательной экспедиции – не просто любопытные артефакты; они имеют ключевое значение. Они помогают «схватить», понять ситуацию, особенно качественно новую.

Вроде бы что происходит в экспедиции в первую очередь? – мы едем и пытаемся разобраться в ситуации. Иногда тип ситуации нам известен, мы такой уже много раз видели, работали с этими ситуациями, знаем на опыте людей, как вылезать из них, какие стратегии, модели развития приносят успех. Но посмотрите: названия типов социокультурных ситуаций – образные. Это не случайно, образ схватывает жизненную ситуацию в целостности.
В Якутии, например, есть совершенно определённый культурный образ – «сухое дерево». Там не трогают сухие деревья, в культуре на это табу. И в прямом смысле – высохшее мёртвое дерево видишь то там, то тут. Или «этëх» – остатки жилища, которое находишь на аласе, в тайге, – никто его не трогает. И памятник Ленину, который до сих пор стоит на центральной площади в Якутске, никто не трогает, ведь он тоже – сухое дерево.

Как «работает» найденный образ

Когда мы, например, хотим убедиться, в каком состоянии локальные культурно-исторические традиции местности, что мы фиксируем, помимо всяких количественных показателей?
Я приведу два примера. Первый – из Намского улуса, там мы обнаружили ситуацию «социокультурной воронки» (я её, честно говоря, даже ещё не описывал). Помню несколько деталей, образов, из которых она склеивалась.
Я разговаривал со старшеклассниками в одной из сельских школ и осторожно спросил про их отношение к сталинскому времени. Именно осторожно, меня интересовало, как они его себе представляют. (Ведь многие дети и без всякой пропаганды представляют его совсем не так, как мы думаем. В школе на Беломорканале я спросил ребят, как он построен. Они сказали: «Ну, он на костях построен». Я уже хотел уйти от этой темы, но на всякий случай спросил: «На чьих костях»? А они отвечают: «Как на чьих? – старых людей…»)
И вот тут в благополучном для Якутии (дороги, инфраструктура, культурные учреждения и прочее) Намском улусе я нарвался на нечто похожее.
Эти дети, в отличие, например, от оймяконских, которые восстанавливают память, Колымскую трассу, разыскивают мосты и придорожные лагеря, построенные зэками, кладбища с уходящими до горизонта столбиками, к которым гвоздями прибиты консервные банки с номерами, – своеобразный русский «Яд Вашем» под открытым небом, – так вот в отличие от тех, делающих нечто важное детей и учителей, ребята этого села находились совсем в другой ситуации.
Они говорили, что при Сталине была организация, дисциплина, строгость. Их как будто засасывала воронка. Это усиливалось многими деталями. Рядом находилась деревня с названием Красное. За ней стояло огромное искорёженное, ржавое сооружение для переработки комбикорма – останки колхозного строя. А проехав ещё немного, мы увидели прямо на дороге, прицепленный к трансляционной вышке огромный, во весь рост, портрет «учителя народов».
Вот дети и взрослые находились в этой микросреде, они были в ситуации, которую мы для себя назвали «социокультурной воронкой». Потом педагоги и управленцы этого района её начали исследовать более строго, – но первоначально, что зацепило-то? – образ.
Другой пример. Экспедиция по средней Колыме, 2500 км на уазике «по американским горкам», 500 км – на «буране». Переезжаем из одного населённого пункта в другой, находящийся на серьёзном расстоянии.
Я никак не могу ухватить тип района. Это и не культурно-исторический инновационный, как в Татте, и не «бывшая промзона», как в Верхоянье (в такой ситуации четверть районов Севера), и не традиционный национальный, как в Оленёкском эвенкийском районе. Что-то другое. Средняя Колыма всегда была подсобкой: ГУЛАГа (снабжала лагеря сельхозпродуктами), социализма (тут даже скот кормили, разбрасывая сено с вертолётов), «Колымторга» (была в советское время такая организация, – обеспечивала Колыму в условиях «железного занавеса» дешёвыми продуктами и вещами). Но что это за тип района я не мог сформулировать, пока не набрёл на образ.
В улусе, куда мы отправились, есть в горах эвенское село Берёзовка (оно, конечно, никакая не Берёзовка, это его по-русски переименовали). История такая: с незапамятных времён один эвенский род кочевал с оленьим стадом по тундре и лесотундре в огромном пространстве между Якутией, Чукоткой и Магаданом. После революции их не однажды пытались заарканить, записать в Советы, они уходили в другое место – так блуждали, не приписанные. Был у них крутой дед, глава рода по прозвищу «Синий орёл». Он оберегал сородичей от внешних сношений, решал всё сам, ему беспрекословно подчинялись. Когда забивали оленя, садился с молодым парнем на нарты, ехали куда-нибудь на Магаданскую ГЭС, меняли мясо на чай, спички, соль, и возвращались. Никто о них толком не знал. В 1954 году геологи пролетали над тундрой и увидели дымки стойбища. Что такое? Кто такие? Нигде не зарегистрированные, не числящиеся в стране советской люди. Сообщили по рации. Понаехало начальство, НКВД – окружили, переписали всех и сказали – тут будете жить. Построили посёлок на том месте, где их поймали на временной стоянке. Построили неудачно – теперь затапливает. А глава рода и ещё шестеро мужчин покончили жизнь самоубийством.
И вот, спустя десятилетия, мы поехали в эту Берёзовку, и как раз попали на большой радостный праздник – пятидесятилетие вхождения Берёзовки с этим пойманным родом в состав СССР и Российской Федерации.
Не буду долго описывать, что мы увидели в этом горном посёлке, куда поднимались по серпантину. Печальная картина заброшенности. Эвены были на этом юбилее обслугой приехавших начальников, их даже не посадили за общий стол. Но когда всё безобразие закончилось, на следующий день в школу пришёл человек – бригадир оленеводческой бригады, который кочевал со своими родственниками по лесотундре. Его даже звали, как того Синего орла, – Иван Тарабукин. Он пришёл к нам, чтобы мы помогли построить кочевую школу. Потому что он намеревался увести детей из этого пьяного посёлка, и понимал, что им нужно образование.
На наших глазах воспроизводилась ставшая почти что мифом, эпосом, – история Синего орла. История вечно блуждающего рода, кучки людей, которые пытаются убежать от государства. Убежали на время, оказались свободны – построили более-менее достойную человека жизнь.
…В демократическом мире по-другому: общество создаёт институты, которые взаимодействуют с государством, контролируют его. А в России – динамическая игра-преследование, один убегает, другой догоняет.
Подобную игру под названием «сонор» придумал якут-математик Григорий Томский, он живёт в Париже и занимается теорией игр. Придумал, попробовал на студентах; начали проводить чемпионаты. Очень популярная игра, в Якутии даже детсадовские дети играют. Один убегает, другой догоняет.
Государство догоняет.
Но в игре два тайма, после окончания первого – игроки меняются местами.
В русской истории дело обстоит именно таким образом: власть, постоянно отлавливающая, догоняющая человека и народ, доводит его до бунта – и тогда власть и народ меняются местами – «толпа догоняет»…
Собственно говоря, мой якутский коллега и постоянный товарищ по экспедициям Николай Иннокентьевич Бугаев и его единомышленники пытаются с помощью образования прекратить эту безумную «игру преследования», прийти к нормальной жизни.